Бронированные жилеты. Точку ставит пуля. Жалость унижает ментов

Под светофором на площади Революции они оказались уже метрах в десяти позади «москвича».

Теперь можно было рассмотреть сидевших в нем. Муса — с огромными, неохватными плечами — сидел с левой стороны, за водителем. Он один занимал все заднее сиденье.

— Это должно быть 108–мое. Фрунзенское райуправление… — предположил Бакланов. Отделение обслуживало самый Центр. — Им до всего дело.

Милицейский «москвич» сделал объезд вокруг гостиницы «Москва», теперь правил на Горького.

— Не пойму, кому какой интерес?!

Перед Центральным телеграфом «москвич» впереди перешел в левый ряд. Бакланов тоже пристроился к осевой.

На перекрестке впереди инспектор 2–го отделения ГАИ, наводивший порядок, перекрыл движение. С Огарева ожидался выезд большого милицейского начальства. Оба встречных потока на Горького томились в ожидании…

— Аккуратнее! — крикнул вдруг Игумнов.

Дверца «москвича» со стороны осевой неожиданно распахнулась, Муса тяжелый, поперек себя шире, без шапки, в кожаной куртке, с длиннущим шарфом — выскочил на мостовую, через дорогу побежал к Центральному Телеграфу.

— Бери влево! — крикнул Игумнов. Проезжая часть слева была все еще пуста. — Гони на Огарева!

Бакланов едва успел с поворотом.

Инспектор 2–го отделения ГАИ впереди махнул жезлом. Мусу и Бакланова с его «жигулем» мгновенно отрезало от ментов в «москвиче».

— Вот это — номер! — признал Игумнов.

Бакланову и самому стало смешно.

— А что 108–ое?

Менты, сидевшие в «москвиче», из которого выскочил катала, не предприняли никакой попытки его вернуть. Видимо, действительно подхватили кавказца в надежде поживиться.

Муса свернул на Огарева. Убедившись, что его не преследуют, он перешел на шаг. Широченный, с руками в карманах на животе, катала оккупировал большую часть тротуара.

Бывший Газетный переулок, называваемый нене Огаревым, был узким. Почти всю четную сторону его занимало старое здание Министерства Внутренних дел СССР или «Огарева,6», как назвал в его честь свой роман Юлиан Семенов.

Тут все жило жизнью министерства и его служб. Провинциальное и московское начальство подъезжало, уезжало. Повсюду виднелись черные, с престижными номерами «волги». Еще несколько машин гнездилось ближе к Герцена, там находилось здание бюро пропусков.

Бакланов обогнал Мусу, сбавил скорость.

Катала успел миновать ничем не примечательный центральный подъезд министерства. Знал ли он, что за учреждение находится за тяжелой высокой дверью?

— Брать будем ближе к бюро пропусков, — предупредил Игумнов. — Только без эмоций. Аккуратнее. — Он обращался, главным образом, к младшему инспектору.

У Карпеца чесались руки. Он не спускал глаз с каталы.

Посещение подпольного кружка каратэ не прошо ни для него, ни для Качана бесследно.

— Пойми: мне еще за предыдущее задержание объясняться. Убийца–таксист написал на съезд, что мы над ним надругались… Так что…

— Не вызывали еще? — К младшему инспектору вернулась обычная неискренняя ухмылка.

— Нет пока…

— Разговор вас ждет незавидный… — азарт Карпеца вроде спал.

— Это точно.

Власть была категорически против непримиримой преступности и в то же время не давала ментам на земле полноочий. Общественное мнение, не зная уголовной статистики, которая скрывалась, еще не ожесточилось до конца.

" Вот и думай, как тут быть!»

— Все! Тормози!

" МО–14562» круто вильнул к тротуару.

Игумнов и Карпец вылетели с двух сторон.

— Милиция!

Несмотря на запрет, Карпец успел для порядка применить пару приемов контактного каратэ.

Мусу повернули лицом к стене Бюро пропусков. Заставили раздвинуть ноги. Ошмонали. Сунули в машину.

" Кто–то обязательно должен быть крайним в этой жизни, Муса…»

МУСА

Разговаривали в кабинете Игумнова.

Каталу посадили на стул в средине комнаты. Муса — неохватный в плечах и в талии — расстегнул куртку. Спустившиеся полы прикрыли огромные, как столбы , ляжки.

Муса теперь интересовал не только как свидетель по делу серийных убийц.

Конец нити к неизвестному охраннику КГБ, стрелявшему на перроне, можно было проследить отсюда.

" От телохранителя Джабарова к самому Джабарову, к гостю с Кипра Романиди, одновременно — к Волоку, который его привез…»

Игумнов начал непосредственно с официальной причины, по которой Муса оказался в отделе.

— Почему ты не являлся по повесткам?

— Я не получал, начальник!

— Их отправляли почтой!

— На фабрику! Но я там не бываю!

Кроме Игумнова и каталы в кабинете находился Качан.

Борька тоже подкинул вопрос:

— А письма?

— Я получаю на Главпочтамте…

— Мы и на Главпочтамт посылали! До востребования… — Старший опер незаметно взглянул на часы.

С минуты на минуту должна была позвонить механик Динка — преданная Веркина наперсница, вызвать в камеру хранения. Это означало, что мать Верки уехала и квартира свободна.

Они встречались все на той же остановке против дома.

— Клянусь, начальник… — фальшиво возмутился Муса.

— Вот постановление о приводе в прокуратуру. Читай… — Игумнов достал бумагу.

Муса читать постановление отказался.

— Я верю, начальник.

— Сейчас поедешь в прокуратуру. На очную ставку. Знаешь, о чем пойдет речь?

— Насчет кольца? — Кольцо одной из убитых женщин от убийцы перешло к кавказу.