Броненосец

54. Дом в Крое. Я уехал в Шотландию, чтобы уйти из дома, чтобы побыть одному и — наверное, как в таких случаях говорится, — чтобы найти самого себя. Единственное, что я знал, окончив школу, — это что мне нужно уехать далеко-далеко — как можно дальше от Фулэма и от семейства Блоков. Поэтому я стал искать самое удаленное высшее заведение в стране, предлагавшее курс обучения, который бы меня устраивал, и вскоре остановил свой выбор на Северокаледонском институте науки и техники: мне идеально подходили и его географическое расположение, и академические условия. Я сел в поезд и, с удовольствием проехав шестьсот миль на север, очутился в опрятном и чистом городе Инвернессе — с его замком, собором и прозрачной мелкой речушкой, окруженной розовыми холмами. Это был предел моих желаний в ту пору.

Во втором семестре я потерял невинность с Джойс Маккимми — зрелой студенткой (лет двадцати пяти), которая посещала тот же семинар по истории искусства, что и я. Джойс была румянолицая, неряшливая рыжеволосая девушка, выглядевшая весьма самоуверенной, хотя на деле все было точно наоборот: на семинарах она отвечала на вопросы неуверенным тихим голосом, который вскоре переходил в приглушенный шепот, а иногда и вовсе становился неслышным, так что нам приходилось изо всех сил напрягать слух — или вообще по-своему перетолковывать ее полумолчание и самим додумывать ее оборванные предложения. Она носила мешковатые одеяния в самых невероятных сочетаниях — например, длинные кружевные юбки с трениками в обтяжку и нейлоновым анораком, а летом ходила в мужском жилете на голое тело, в синих велосипедных штанах и резиновых сандалиях на босу ногу, из которых выглядывали пыльные пятки. У нее был трехлетний ребенок — мальчик по имени Зейн, в течение учебного года живший у ее матери в Стоунхейвене. Учась в колледже, она снимала довольно большой дом в деревушке Крой и сдавала комнаты странноватому контингенту жильцов.

Как и многие застенчивые люди, Джойс находила утешение в алкоголе, и мы впервые сошлись, напившись на чьей-то вечеринке (дело было в задней комнате). Потом мы на автобусе поехали в Крой, и следующие три дня я провел там. По-видимому, у Джойс водилось больше денег, чем у остальных студентов (пособие на ребенка? алименты от отсутствующего отца Зейна?), и это давало ей возможность снимать дом, которым она заправляла — что удивительно — как своего рода ханжески строгой коммуной. Было четко расписано, кто когда моет посуду, поощрялась утилизация мусора, в общем холодильнике стояли бутылки с молоком и всякая всячина в баночках из-под кофе с аккуратно подписанными ярлычками. Кроме того, Джойс терпимо относилась к любовным связям, употреблению алкоголя и наркотиков в своем доме. В центре заведенного домашнего порядка был ужин, подававшийся ровно в восемь вечера, и всем домочадцам, находившимся в это время дома, полагалось на нем присутствовать. Помимо сменявшихся временных жильцов имелось и прочное «ядро» из бессменных завсегдатаев, среди которых были два луноликих брата с острова Мулл — Лахлан и Мердо, японка-аспирантка по имени Джанко (она изучала «жизненные науки» и с этой загадочной целью проводила по многу дней в открытом море, на рыбацких судах, подсчитывая и анализируя улов), кузина Джойс — Шона (худая, гибкая, неразборчивая в связях) и Синбад Финглтон — бестолковый, безмозглый сын местного помещика, недавно исключенный из средней школы с одной только оценкой по биологии в аттестате, работавший теперь в Муниципальном парковом департаменте при Инвернесском городском совете. К некоторому своему удивлению, я обнаружил, что мне нравится нехитрая компания Джойс и любопытный распорядок жизни в доме в Крое, с его смесью распущенности и четкого режима, и я проводил куда больше времени там, нежели в одиночестве, в своей тесной комнатке студенческого общежития, откуда открывался невзрачный вид на грязные футбольные поля и на непроницаемо-темную зелень поросших соснами дальних холмов.

Книга преображения