Броненосец

Лоример склонился поцеловать ее, надеясь, что его улыбка не выдаст отчаяния, поселившегося у него в сердце.

— Ты пока ничего не говори, — попросила Стелла, — просто послушай. — Она начала приводить ему цифры, толковать об обороте и прибыли, о том, какую зарплату они смогут себе выплачивать, о дальнейшем расширении, если им удастся занять определенный сектор рынка.

— Не говори пока ни «да», ни «нет», ни «может быть», — продолжала Стелла. — Подожди несколько дней, обдумай все хорошенько. И все последствия. — Она обхватила ладонями его голову и поцеловала взасос: ее гибкий язык трепетал у него во рту, как… как рыба, вдруг мрачно подумал Лоример.

— Я так взволнована, Лоример! Меня правда это заводит. Уехать подальше от города, жить в сельской местности…

— А Барбуда знает об этих планах? — поинтересовался Лоример, с удовольствием принимая от Стеллы рюмку послеобеденного бренди, которым она решила отметить начало новой жизни.

— Еще нет. Она знает только, что я продала «Булл-Скэффолдинг». Девочка даже обрадовалась — она же всегда стеснялась моей торговли лесами.

Гадкая спесивая девчонка, подумал Лоример и сказал:

— Ну, с рыбным-то хозяйством будет легче примириться, — впрочем, без особой уверенности.

Когда Лоример уходил, Стелла заключила его в страстные объятия перед дверью. Было только четыре, но в сгущавшихся сумерках уже ярко горели уличные фонари. Лоримера охватило тоскливое уныние, но сегодня он так и не нашел нужных слов для того, чтобы безболезненно проткнуть мыльный пузырь ее мечтаний о рыбном счастье. Он просто поцеловал ее на прощанье.

Лоример некоторое время задумчиво стоял около своей машины, глядя на высокие освещенные, похожие на утесы новостройки, раскинувшиеся в нескольких кварталах отсюда, — утыканные спутниковыми тарелками, с балконами, увешанными мокрым бесформенным бельем. Это была одна из тех огромных геттообразных колоний бесправной городской бедноты, которые тянулись дугой к югу от реки — через Уолуорт, Пекем, Ротерхайт и Саутуарк; в этих трущобных «городках-государствах», где царили лишения и анархия, жизнь походила на существование пресловутых Хогговых «предков-дикарей»: на каждом шагу — грубость и подлость, любое действие крайне рискованно, и вся жизнь — гигантская авантюра, слепая игра случая, череда удач и провалов.

Неужели это и есть настоящая правда жизни? — дивился Лоример. Спрятанная за внешним лоском порядка, приличий, законопослушности и цивилизованности, — неужели мы сами себя морочим? Наши предки-дикари знали… Хватит, одернул он сам себя, к чему растравлять раны, — и наклонился, чтобы отпереть дверцу автомобиля. Тут он услышал, как его кто-то тихо окликает по имени, обернулся и увидел, что шагах в десяти от него — словно между ними проходил невидимый санитарный кордон, — стоит Барбуда.

— Привет, Барбуда, — кивнул он, постаравшись вложить в эти два слова как можно больше дружелюбия, приветливости и искреннего приятельского добродушия.

— Я кое-что слышала, — заявила она. — Она рассказывала про рыбное хозяйство. Под Гилдфордом. Так что она там натворила?

— Думаю, тебе лучше расспросить маму.

— Она купила рыбное хозяйство — да?

— Да. — Нет никакого смысла скрывать правду, решил Лоример, глядя, как Барбуда выпятила губы и надулась.

— Рыбное хозяйство, — произнесла она с таким ужасом, словно речь шла о живодерне, о детском борделе или о фабрике с вредным воздухом, где работников изнуряют мучительным трудом.

— Звучит забавно! — Лоример деланно хихикнул. — Может, и тебе будет интересно.

Барбуда запрокинула голову к небу, и Лоример в свете фонаря увидел, что по щекам у нее катятся слезы.

— Что же я скажу своим друзьям? Что они подумают?

Вопрос, по-видимому, был не риторический, и Лоример ответил:

— Если они станут хуже о тебе думать только из-за того, что твоя мать владеет рыбным хозяйством, значит, это не настоящие друзья.

— Рыбное хозяйство. Моя мать — владелица рыбного хозяйства!

— Но в этом же нет ничего плохого. Наоборот, рыбное хозяйство может оказаться очень успешным предприятием.

— А я не хочу быть дочерью владелицы рыбного хозяйства, — отчаянным голосом проговорила, почти проскулила Барбуда. — Не хочу, не могу. И не буду.

Лоримеру было знакомо подобное чувство: он понимал, что в его основе лежит нежелание надевать личину, навязываемую тебе извне, — хотя и не находил в душе сочувствия к этой вздорной девчонке.

— Но послушай, ведь они же знают, что она торгует лесами, значит, наверняка…

— Ничего они не знают. А вот если она переедет в Гилдфорд, тогда наверняка узнают.

— Какое-то время всем нам кажется, что такие вещи имеют значение, но потом…

— Это вы во всем виноваты. — Барбуда вытерла слезы.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Она это сделала из-за вас. Если бы вы не появились в ее жизни, она бы никогда не стала покупать рыбное хозяйство.

— А мне кажется — стала бы. Но все равно, послушай, Барбуда — или Анжелика, как тебе больше нравится…

— Это вы во всем виноваты! — повторила она упрямым тихим голосом. — И я убью вас. Когда-нибудь я убью вас.

Она развернулась и стремительно убежала обратно в дом.