Читаем Бродяги Севера полностью

Он бросил револьвер и кинулся к двери, широко распахнув ее перед собою.

– Прошу вас, – обратился он к своим героям. – Убирайтесь вы отсюда поскорее! Уходите скорее, иначе он вас обоих съест!

Какая-то тень пробежала мимо него и утонула в объятиях ночи. Он знал, что это был Дюран. Потом одним прыжком он бросился к теням, катавшимся в одной общей массе на полу, и обеими руками вцепился в загривок Мики, стараясь оттащить его от Граус-Пита и крича на него изо всех сил. Затем он увидел, как Граус-Пит подполз к двери, поднялся на ноги, на мгновенье черной тенью выделился на звездном небе и вдруг утонул в зиявшей перед ним темноте. Затем Чаллонер коснулся рукой разгоряченного тела Мики, и мускулы собаки вдруг ослабели, и она завиляла ему хвостом. В течение целых двух или трех минут Чаллонер продолжал стоять на коленях перед Мики, а потом поднялся на ноги, запер дверь и зажег снова лампу. Все это время Мики не шелохнулся. Он лежал, вытянувшись на животе во всю длину, и, положив голову между передними лапами, глядел на Чаллонера так, точно хотел задать или разрешить какой-то тревоживший его вопрос.

Чаллонер протянул к нему обе руки.

– Мики! – позвал он его к себе.

В одно мгновенье Мики вскочил на ноги и прыгнул к нему на грудь, а Чаллонер обнял собаку, стал ее ласкать и еще долго не мог оторвать глаз от пола. Там виднелись какие-то темные лужи и куски разодранной одежды.

– Мики, дружище! – наконец воскликнул Чаллонер. – Как мне тебя благодарить!

<p>Глава XXII</p>

Партия Чаллонера, состоявшая из трех запряжек и четырех человек, на следующее же утро двинулась на северо-запад, имея своим конечным пунктом вновь учрежденный пост у устья реки Кокрейны, впадавшей в Оленье озеро. Через час после ее отправления выехал на пяти собаках и сам Чаллонер, направляясь к Джексонову Колену. С ним следовал один из индейцев, состоявших на службе у Мак-Доннеля. Этому индейцу было поручено доставить Нанетту в Форт-Огод.

Мики вывели из хижины и привязали к задку саней только в самый последний момент перед отъездом. Увидав пятерых запряженных собак, усевшихся на задние ноги и ожидавших сигнала к отправлению, он ощетинился и зарычал. Но скоро под влиянием нескольких успокоительных слов Чаллонера он понял, что эти собаки не были его врагами. В пути же он от подозрительной терпимости скоро перешел к тому, что стал даже интересоваться, как они тянули сани и как вообще себя держали. Запряжка была дружная, в ней нисколько не было волчьей крови, и потому собаки с ним не грызлись.

События последних двадцати четырех часов так быстро развернулись перед Мики, что его настроение все время оставалось тревожно-напряженным даже и тогда, когда Форт-Огод, наконец, далеко остался позади. Мозг собаки был наполнен целым калейдоскопом странных и захватывавших картин и образов. Где-то далеко-далеко, почти совершенно неразличимо, перед ним вставали образы тех дней, когда он еще не был пленником у Жака Лебо. Даже воспоминания о Ниве стали как-то сами собой стираться под натиском впечатлений, связанных с хижиной Нанетты и Форт-Огодом. И картины, которые вырисовывались теперь в его мозгу, все время представляли перед ним никогда раньше не виданных им людей, собак и множество еще других вещей, назначения которых он еще не понимал. Тот мир, который Мики представлял себе теперь, вдруг оказался для него заполненным целыми полчищами разных Анри Дюранов, Граус-Питов и Жаков Лебо, тех двуногих зверей, которые били его, мучили и заставляли жестоко защищаться, чтобы он не потерял свою жизнь. В своем мщении он уже не раз попробовал человечьей крови. Теперь он невольно поджидал таких же новых встреч. Запечатлевшиеся в его сознании образы говорили ему о том, что эти злобные создания находятся везде и что их надо остерегаться. Порой ему казалось, что они так же бесчисленны, как и волки; и тогда он видел перед собой толпу, собравшуюся вокруг той клетки, где он загрыз своего соперника.

Во всем этом взбаламученном и волновавшем его море призраков выделялись только один Чаллонер, одна Нанетта и один ее ребенок. Все остальное было бесформенным хаосом, полным коварных угроз. Два раза случалось так, что индеец подходил к Мики сзади, и оба раза Мики резко оборачивался со свирепым рычанием назад. Чаллонер видел все это и понимал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века