Бродяги Хроноленда

– Концерту быть. Куда они от меня денутся? После концерта собираемся здесь. Всем ясно? Вольно. Разошлись.

– Там тебя ищут, – сказал Антуан.

– Кто?

– Сюрприз.

Мэнсон сидел на скамейке в парке и ел пиццу. К парику он привык, а вот поролоновый нос пришлось сдвинуть на лоб, чтобы не пачкался соусом. Чарли устал. Чарли отдыхал. Его сознание погрузилось в ветчину, плавленый сыр, кетчуп и майонез. Он тщательно и долго жевал каждый кусочек, наслаждаясь покоем и кусочками шампиньонов. Иногда взгляд падал на проходящие мимо лодыжки, где-то в тёмных закоулках души чёртики рвались прикончить владелицу изящной ножки на высоком каблуке, но тут же их усмиряли очередной порцией пиццы и глотком колы. Было так хорошо, что убивать никого не хотелось. Тем более, нужно собраться с силами перед решающей резнёй.

– Лита! – шептал ей на ухо Максим.

– Максим! – стонала она, крепко обнимая его. – Я тебя искала.

– Зачем?

– Чтобы убить.

– Ты что, дура?

– Наверное. Но я никогда-никогда не смогу тебя убить. И никому не позволю. Почему ты сбежал?

– Побегать захотелось. Но я вспоминал о тебе. Постоянно.

– Поцелуй меня.

Чмок-чмок.

– Не так. По-настоящему.

– Ты мне в дочки годишься.

– Странный ты. Тогда я тебя поцелую.

Рииль сразу нашла комнату на час. Наверное, в её взгляде было такое, чему невозможно отказать. Правда, владелец комнаты – лысый дядька в майке и трусах – лежал без сознания со связанными руками и ногами на кухне. Не было времени на уговоры и объяснения.

– Сволочь! – Рииль ударила Фрица по щеке. – От меня не сбежишь.

– Да, моя госпожа, накажи меня. – Фриц с довольной улыбкой лежал на широкой кровати с шёлковыми простынями, придавленный к ложу сидящей на нём девушкой.

– Наказать? Я тебя уже три раза наказала. Ты что, сможешь четвёртый?

– Смогу, во мне столько накопилось! Знаешь, у меня всегда было плохо с фантазией и с физиономией. Девушки меня не замечали. Потому что я рыжий.

– Рыжий? Ну и что? А при чём тут фантазия?

– У меня не получалось это…ну как бы сказать. Рукоблудствовать. Никак не мог себе представить голую женщину.

– Бедняжечка.

– Все девчонки по парам, – промычал Борис, когда Максим и Фриц, прихватив девушек, ушли из бара.

– Даже не думай, – сказал белк. – Сразу три статьи. Зоофилия, гомосексуализм и педофилия.

– Размечтался, – Борис посмотрел на ставшее в защитную стойку животное и выпил рюмку. – Я таких крыс, как ты, даже не ем. И на шапку ты не годишься – плешь на плеши.

– Это я линяю! Ишь, на шапку не гожусь! Язык, как помело. Ну, что ты за существо – что ни слово, то обидное. Если у тебя ко мне претензии, так и скажи, давай выйдем, по– мужски поговорим.

– Иди, поговори. Я тут посижу. Мне подумать надо.

– Трус! Я так и знал! Только оскорблять умеешь, а отвечать за слова слабо!

– На, выпей, – Борис плеснул в блюдце, – лучше расскажи мне, что это за хмырь был? Сторож, или как его…

– Хранитель? – белк развалился на столе, закинув лапы за голову. – Это бздец. Полный. С ними лучше вообще не встречаться. Отморозки редкие. Могут завалить ни за что, и им ничего за это не будет.

– А что они хранят?

– А хрен его знает. Говорят – каждый своё. Вот Пушкин – хранитель ямба и хорея.

Менделеев – хранитель сорока градусов. Пржевальский – хранитель лошади.

– Бред какой-то. А этот – хранитель чего?

– Я откуда знаю? Он, возможно, сам не знает.

– Это как?

– Кверху каком. Он сам должен понять, чего он хранит.

– И что нам с ним делать?

– То, что он скажет. Они ребята серьёзные, даже думать не смей поперёк. Идиоты, конечно, редкостные, но справедливые.

Гитлер рвал и метал.

– Найти и обезвредить! Стереть сучку в порошок! Измена! Предательство!

– Дорогой, не нужно так кричать. Всё равно, кроме меня никто не слышит.

– Как она могла?

– А я тебе говорила – не путайся с этими шлюшками из варьете. Нашёл на кого ставить судьбу Рейха. Вот и довели тебя до цугундера. Как тебе такой цвет помады?

– Ева, я тебе этой помадой… Ты далеко собралась? О тебе уже такие слухи ходят!

– Неужели ты веришь этим злым языкам? Как сам шляешься по притонам, так тебе можно, а как истосковавшейся по обществу девушке выйти с подругой кофе попить – так нельзя?

– Евочка, у тебя от роду подруг не было, а тем, кто был, ты или лица расцарапала или кудри повырывала. И вообще, позвоню-ка я Мэнсону. Может, дозвонюсь.

Гитлер заходил по комнате взад-вперёд, прижимаю к уху трубку.

– Алло, Чарли! Дружище! Ты куда пропал? Тут город без тебя расплодился. Скоро перенаселение будет. Пора пропалывать. Шучу я. Ты где? В Нью-Сити? Как тебя туда занесло? Да? Неужели? Ну, расскажешь потом. Слушай, могарычовое дело. Найди там Мату Хари. Да, ту самую. Помню, помню. Точно, это она. Так вот, найди её, и скажи, чтобы сделала то, что обещала. А если не сделает – убей её. Мучительно. Да не за что. Развлекайся. Жду, Чарлик.

Гитлер плюхнулся в кресло, довольно потирая руки.

– Всё, Евочка, у нас длинные руки. Будут знать, как родине изменять!

– Какие люди! – закричал Павел, спрятав пистолет и расставив руки для объятий.