– Да вы поэт! – Мата еле сдерживала себя, чтоб е броситься на шею этому умному, красноречивому философу. – Или идиот. Я видела вечно счастливого полоумного. Он так искренне светился умиротворением.
– Честно? Я считаю, что все люди идиоты. В большей или меньшей степени. А вот и киностудия, – Антуан показал пальцем на огромный кирпичный ангар с вывеской над входом «Киностудия имени Парамаунта Пикчера». Надеюсь, мы встретим там Чарли. От такой очаровашка, но я вынужден огорчить. Узнав, зачем он вам нужен, я позвонил Чаплину и посоветовал сбрить усы для его же безопасности.
Мата еле устояла на ногах от такого удара судьбы. Вся её миссия сошла на нет. Теперь не то, что гонорара не будет, но даже командировочные не заплатят. Да ещё Гитлер будет в ярости брызгать слюной, топать ножной и биться в истерике.
– Антуан, вы вогнали мне нож в спину. – Слёзы отчаяния наполнили глаза, грозя вот-вот хлынуть по щекам горным ручьём.
– Не говорите глупостей, всё, что делается – всё к лучшему. Поверьте, вы ещё вспомните меня и скажете спасибо.
Мэнсон сидел на ветхом табурете, поедая из вазы на столе солёные орешки. Парик и нос он снял. Но клоунская раскраска на лице делала его лицо сюрреалистичным.
– Пиво есть? – спросил он привязанного к стулу жирного мужчину в майке, испачканной то ли кетчупом, то ли кровью. Тот всхлипывал, слёзы, сопли и слюни текли по обрюзгшему лицу.
– Нет, нет пива. Отпусти меня. Что тебе нужно?
– Хреново, что пива нет. А где у тебя трусики? Где ты прячешь трофеи?
– Я не понимаю. Какие трусики? Развяжи меня.
Он заёрзал, пытаясь освободиться от пут, но Мэнсон лениво встал со стула, подошёл и вогнал ему в плечо крюк.
Мужчина заорал, забился, чуть не свалившись вместе со стулом на пол.
– Тихо, тихо. Неужели жир имеет нервные окончания? Прости, но я спросил – где трусики? Я всё знаю о тебе. О твоих прогулках по вечернему скверу. Знаю, сколько ты убил несчастных девушек. Знаю, что ты уносил с собой их бельё. Не в комиссионку же ты его сдавал. Не зли меня. – Мэнсон занёс для удара руку с протезом – крюком.
– Там! Под кроватью! Чемодан! – закричал толстяк.
– Молодец, – Чарли присел на корточки, просунул руку под кровать и нащупал ручку чемодана. Вытащив его, бросил на кровать, щёлкнул замками, и его взору предстала целая коллекция женских трусов. Гипюровые, шёлковые, хлопковые, спортивные шортики, бикини, стринги и панталоны с рюшечками. Чёрные, белые, красные, розовые, с Микки-маусами и днями недели. Чарли сгрёб, сколько поместилось в ладони и зарылся в них носом. Какой знакомый букет страха, адреналина, пота и мочи, смешавшиеся с запахом похоти и желания.
– Прекрасно! Хорошая коллекция.
– Не убивайте меня! Прошу! Я не виноват! Это они. Они во всём виноваты. – Толстяк говорил быстро, глотая буквы и предлоги, чтобы успеть сказать, успеть переубедить, успеть вымолить пощаду. – Это всё работа! Я работал интервьюером в социологической компании. Я ходил по квартирам и опрашивал людей. Что они едят, что пьют, за кого будут голосовать. Мне нравилось это. Я научился общаться с людьми, я избавился от комплексов, я раскрепостился. Меня узнавали на улице, со мной здоровались. Но это было не долго. Потом меня стали посылать, всё чаще попадались идиоты, хамы и просто дебилы. На меня спустили собаку. Меня арестовали, будто я вор или наводчик. Мне просто перестали открывать двери. Не знаю, что случилось с людьми, но я увидел их истинное лицо. Однажды открылась пелена и прозрение пришло ко мне. Я возненавидел всех! Все уроды! Я ненавижу негров, за то, что они чёрные, китайцев, за то, что они косоглазые, я ненавижу итальяшек, русских и евреев, терпеть не могу фашистов, баптистов и старших менеджеров. И младших тоже, кстати. Я ненавижу ментов и хулиганов, рэперов, рокеров, панков и эмо. Кондукторов и контролёров, консьержек и швейцаров, директоров и дворников. Я ненавижу ассинезаторов и диджеев. Ненавижу собак и жирафов. Динозавров тоже терпеть не могу, слава богу, что они все сдохли до моего рождения. Все вокруг враги. Потому, что все мнят себя пупом земли, самый вонючий бомж думает, что мир вертится вокруг него. И я решил открыть им глаза. Подарить им счастье истины, пусть они знают, что весь мир – это я! Я, а не они!
– Но убивал-то ты, свинья, в основном молоденьких девушек.
– Да! Но это совсем другое, это не имеет отношения…Я убивал их просто потому, что мне это нравилось. При чём тут это?
– Мужик, ты меня совсем запутал. Спасибо за орешки.
– Подожди, не нужно! Я же покаялся!
– Я похож на священника?
– Нет, но всё равно, отпусти меня! Я больше не буду. Честное слово! Честное пионерское! Ты же был пионером? Взвейтесь кострами, синие ночи! – зачем-то запел он. – Пожалуйста!
– Может, я похож на человека, которого волнуют твои проблемы? Поздняк метаться. – Мэнсон вогнал крюк в живот мужчины. Тот заорал, с удивлением глядя на то, как Чарли вытаскивает из дырки в брюхе крюк с зацепившимися внутренностями.