Бродяги Хроноленда

И тут с противоположной стороны поляны показалась колонна грузовиков, набитых людьми. Машины останавливались, из крытых и некрытых кузовов прыгали на землю мужчины, вооружённые до зубов автоматами, пулемётами, базуками, гранатами, ножами. Настоящие головорезы.

Увидев амазонок, зашумели, тыча в их сторону пальцами. Амазонки тоже спешились, отпустив лошадей, и стали сплошной стеной, готовые к сражению. И так и замерли обе стороны, не поимая, что происходит. Чегеварцы, опешившие от такого количества полуголых возбуждённых, опасных женщин, забыли об оружии. Просто не верили своим глазам, что счастье рядом, всего в сотне метров, после стольких лет суровой партизанской жизни, когда самой доступной женщиной была несчастная, не знающая отдыха и покоя, коза, давно позабывшая, что такое давать молоко, а самыми красивыми казались отнюдь не дешёвые чахоточные гондураские проститутки, усохшие, беззубые и пахнущие болотом, до которых ещё нужно было добраться, опасаясь получить пулю в спину. Партизаны стояли в нерешительности, сглатывая слюну и впиваясь глазами в груди, бёдра и бока амазонок. Че и сам потерял дар речи, и затаив дыхание пялился из кабины через разбитое окно.

Амазонки же, в свою очередь, рассматривали мужчин. Не тех гладких, трусливых, жалких самцов их племени, а настоящих мужиков – не бритых, не мытых, не чёсаных, волосатых, мускулистых мужиков с татуировками и шрамами, с дымящимися сигарами в зубах. Стоящих гордо и уверенно, а не раболепно сгибая спину. Наверняка пахнущих потом, ромом, табаком и мускусом. И тоска по настоящему мужику зародилась у каждой амазонки где-то внизу живота, разливаясь сладким нетерпением по всему телу, до дрожи, до зуда, до спазмов.

Воздух над поляной задрожал, затрещал электрическими зарядами, наполнился запахом страсти и похоти, сгустился до сладостного марева.

Первым не выдержал здоровенный усатый партизан. Он уронил на землю автомат, разорвал футболку, обнажив мощную, волосатую грудь, и с воплем обезумевшего животного бросился вперёд. С таким же победным криком навстречу ему побежала одна из амазонок. Они встретились посередине поляны, слились в объятии и жарком поцелуе, рухнули в траву, превратившись в одно целое существо, в два голоса кричащее от восторга.

Обе стороны сорвались и побежали навстречу друг другу, побросав оружие и на бегу срывая с себя одежды.

Один раздосадовано плюнул на землю.

– Ну, я так не играю? А где война? Где мочилово? Где кровища? Где души храбрых воинов? – ворчал он. – Всё, конец сеанса, – крикнул валькириям, с нескрываемым любопытством наблюдающим за шевелящимся посреди поляны огромным клубком голых тел.

– Вы идите, – хором сказали они, – мы ещё чуть-чуть побудем.

– Я вам побуду! Что, порнухи никогда не видели?

– Такой не видели. Груповуха, о которой сам Тинто Брасс мечтать не мог. Ну, можно?

– А, ну вас! – махнул Один. – Только не долго.

– Конечно, босс.

Рииль первый раз в жизни заблудилась в лесу. Она останавливалась и смотрела на небо. Но солнце играло с ней, сбивая с пути. То оно оказывалось впереди, то за спиной, то зависало прямо над головой. Когда оно успевало перебегать с места на место, девушка так и не смогла заметить. Пронеслось облако, треугольное, как теорема Пифагора. Через минуту другое облако, похожее на ватную звезду Давида, пролетело в другую сторону, зависло на мгновение в раздумье, и свернув налево, исчезло из вида.

Да и само небо обрело цвет сыра с плесенью, покрылось коростой тёмных пятен. Рииль вспомнила предсказания о скором конце света, и ей стало не по себе. Смерти она не боялась, ещё в детстве ей внушили, что смерть – это всего лишь продолжение жизни, что все когда-нибудь умрут, и этой неизбежности не стоит бояться. Но осознавать, что в один момент умрут все, что не останется на планете ни одной души, было невыносимо страшно. Умрут люди, умрут животные, деревья и травы. Останутся только камни, пепел и вода, отравленная трупным ядом. Возможно выживут какие-то микробы для расплода, и снова миллионы лет уйдут на то, чтобы появились люди. Появились для того, чтобы снова уничтожить всё живое.

Рииль попыталась отогнать эти мысли, но они как назойливые мухи всё возвращались, чтобы поползать по её уставшему сознанию. Уже третий раз она выходила на одну и ту же поляну, и каждый раз с разных сторон. Лес водил её кругами.

Девушка остановилась, огляделась, выбирая маршрут. На солнце полагаться уже не стоило. Она только сейчас почувствовала, как устала. Хотелось упасть в траву, раскинув руки, и лежать, рассматривая геометрию облаков, пока тело не растворится в земле, пока стебельки не прорастут через её плоть, пока косточки не превратятся в молодые побеги.

Погрузившись в подобные фантазии, она не заметила, что она не одна. На поляну вышел мужчина, странной внешности – он был похож на какашку, в которую случайно вступил зазевавшийся прохожий. Помятый, сутулый, лицо и грудь залиты кровью, которая уже засохла и взялась корочкой. Беззубый рот злобно скалился, на лбу – огромная шишка, на одной руки вместо кисти – приделанный к протезу пистолет.

Рииль вздрогнула, когда её позвали. Оглянулась на зов, и тут же свинцовая пчела вонзилась в тело, прямо в сердце, остановив его бесперебойную работу. Девушка, даже не успев осознать, что произошло, закрыла глаза, упала в траву, и осталась лежать, раскинув руки, долго, пока косточки не пустят корни, и из них не вырастут прекрасные деревья. Или цветы.

– Минус сука, – без особого удовлетворения констатировал Чарли.