— Ты обещал — смотри не забудь. — Джафи много рассказывал мне про Хэппи-Упаковщика, как его еще называли. Хэппи был хороший мужик; они со стариной Бёрни Байерсом были тут самыми клевыми стариканами. Они знали горы, они знали вьючных животных — и, к тому же, не рвались стать в Лесничестве начальниками.
Хэппи тоже вспоминал Джафи с легким сожалением.
— Этот паренек знал огромнейшую кучу смешных песенок и всякого прочего. Да, ему действительно нравилось валить лес и торить тропы. У него еще как-то подружка была, китаянка в Сиэттле, я ее видал у него в номере, этот Джафи — ох, он с бабами был оторви-да-выбрось. — Мне чудился голос самого Джафи, распевающего веселые песенки под свою гитару, а ветер завывал вокруг нашей барки, и серые волны плескали в окна штурманской кабины.
И вот это — озеро Джафи, а это — его горы, думал я, и мне хотелось, чтобы сам Джафи оказался здесь и увидел, как я делаю все, чего он от меня хотел.
Через два часа мы пристали к крутому лесистому берегу восемью милями выше, спрыгнули и привязали плот к старым пням, и Хэппи хлестнул первого мула, и тот сбежал с бревенчатого настила и ринулся вверх по скользкому откосу со своей двойной поклажей, неистово перебирая ногами и чуть было не свалившись обратно в озеро со всем моим провиантом, но взобрался-таки наверх и потопал в тумане на тропу дожидаться хозяина. За ним последовали остальные — с батареями и прочим оборудованием, и, наконец, сам Хэппи выехал вперед на своей лошади, за ним — я на кобыле по кличке Мейбл и помощник лесничего Уолли.
Мы помахали человеку на буксире и начали свою сырую и грустную экспедицию: жестокое арктическое восхождение в тяжелом и мутном дожде по узким каменистым тропам, где деревья и кустарник, когда мы продирались сквозь них, быстро промочили нас до самых костей. К луке седла я привязал свое нейлоновое пончо, но вскоре развязал скатку и накинул его на себя — верховой монах под покровом. Хэппи и Уолли ничего больше на себя не надевали и ехали мокрыми, лишь склонив головы. Лошади иногда скользили по камням. Мы ехали дальше и дальше, забираясь выше и выше, и, наконец, наткнулись на лесину, упавшую поперек тропы: Хэппи слез, вытащил двойвой топор и принялся за работу, матерясь и потея, — прорубал другую тропу, в обход, вместе с Уолли, а мне было поручено присматривать за животными, что я и делал довольно удобным образом — сидя под кустиком и свернув себе сигаретку. Мулы боялись крутизны и неприспособленности обходной тропы, и Хэппи ругнулся на меня:
— Черт бы тебя побрал, хватай его за волосья и тащи сюда. — Потом испугалась кобыла. — Тащи наверх свою кобылу! Ты что, ждешь, что я приду и все за тебя сделаю?
Наконец, мы оттуда выбрались и полезли выше, оставив позади кустарники и достигши новых альпийских высот с каменистыми луговинами, на которых цвели голубой люпин и красный мак, оперяя серую дымку милыми расплывчатыми мазками цвета, а ветер уже хлестал изо всех сил мокрым снегом.
— Уже пять тыщ футов! — заорал Хэппи сверху, обернувшись на ходу, и поля его шляпы заворачивались от ветра: он скручивал папиросу, легко устроившись в седле — верхом он провел всю жизнь. Луговины с мокрым вереском и дикими цветами карабкались все выше и выше серпантинами троп, ветер все время становился жестче, и Хэппи, наконец, завопил: — Видишь скальный утес вон там? — Я поднял глаза и увидел скользкий капюшон серой скалы в тумане, сразу над головой. — Еще тыщу футов, хотя, кажется, рукой подать. Когда мы туда взберемся, будем почти на месте. Там уж только полчаса останется.
— А ты уверен, что не прихватил все-таки ма-а-ахонькую лишнюю бутылочку бренди, парень? — обернувшись, снова завопил он минуту спустя. Он весь вымок и выглядел жалко, но ему было до балды, и я слышал, как он распевает на ветру. Мы постепенно забрались совершенно за линию лесов, луговина сменилась угрюмыми скалами, и земля вдруг покрылась снегом и справа от нас, и слева, ноги лошадей на целый фут с хлюпаньем проваливались в эту слякоть, и дырки от копыт быстро заполнялись водой, мы на самом деле высоко забрались. А вокруг я не мог разглядеть ничего, кроме тумана, белого снега и летящих клочьев дымки. В ясный день я бы увидел отвесные обрывы, уходящие из-под ног от самого края тропы, и боялся бы, как бы лошадь не поскользнулась; но теперь где-то внизу лишь смутно вырисовывалось нечто вроде верхушек деревьев, похожих на кочки, поросший травой. О, Джафи! — думал я, — а ты вот плывешъ по океану в безопасности, тебе в каюте тепло, ты пишешь письма Психее, Шону и Кристине.
Снег стал глубже, наши обветренные красные лица начал сечь град, и Хэппи закричал откуда-то сверху, наконец:
— Почти приехали! — Я весь промерз и промок: слез с лошади и просто повел ее дальше по тропе, она хрипло издала что-то вроде стона облегчения, избавившись от лишнего веса, и послушно последовала за мной. Ее и так изрядно нагрузили припасами.