Бродяги Дхармы

— Долго рассказывать, — туманно ответил Морли, я так и не понял, чего ему было надо. Кроме этого, увидев как-то, что у Алвы во флигеле нет кровати, он возник однажды, как призрак в дверном проеме, когда мы только-только невинно продирали глаза и варили себе кофе, и подарил нам огромную двуспальную панцирную сетку, с которой после его ухода мы долго сражались, пытаясь засунуть в сарай. То он притаскивал всякие доски, то какие-то невероятные книжные полки, то просто всякую ерунду, а много лет спустя у меня с ним снова были развеселые приключения, когда я приехал к нему в Контра-Косту (в его собственный дом, который он сдавал в аренду) и провел там несколько дней, хоть в это и невозможно поверить, когда он платил мне по два доллара в час за то, что я ведро за ведром таскал жидкую грязь, которую он вручную вычерпывал из своего затопленного погреба, весь черный от этой дряни, как Татарилуак, Повелитель Грязных Жиж Паратиоалауакакского Пролета, и на губах его играла проказливая восторженная улыбка; а потом, возвращаясь через какой-то городишко и захотев вдруг мороженого, мы прошлись по тамошней главной улице (распугав всех на трассе своими ведрами и скребками) с мороженым в руках, сталкиваясь с жителями на узеньких тротуарах, будто пара допотопных комиков немого кино, с известкой и прочим. По любому, в общем, — крайне странная персона, как ни посмотри, и вот он вел сейчас машину по направлению к Трейси по четырехрядному шоссе с сильным движением, и рот у него не закрывался, на каждое слово Джафи у него находилась дюжина, и происходило это примерно так. Джафи говорил что-нибудь типа:

— Ей-Богу, я в последнее время чувствую в себе какое-то прилежание, на следующей неделе, наверное, возьмусь за орнитологию. — Морли же отвечал:

— Тут любой будет прилежным, когда у него нет девчонки с ривьерским загаром.

Всякий раз говоря что-нибудь, он поворачивался и смотрел на Джафи, произнося все эти блестящие нелепости на полном серьезе; я не врубался, что он за странный ученый, что за тайный лингвистический клоун, на самом деле, под этим небом Калифорнии. Или же Джафи мимоходом вспоминал про спальные мешки, а Морли начинал нести какой-то бред:

— Я стану владельцем бледно-голубого французского спальника — легкого, на гагачьем пуху, классная вещь, они продаются в Ванкувере — для Дэйзи Мэй[9] в самый раз. Совершенно не для Канады. Все спрашивают, не был ли у нее дедушка путешественником и не повстречал ли эскимоску. Я сам с Северного Полюса.

— О чем это он? — спрашивал с заднего сиденья я, а Джафи отвечал:

— Он просто интересный такой магнитофон.

Я сказал парням, что у меня легкий тромбофлебит — сгустки крови в венах на ногах, — поэтому я побаиваюсь завтрашнего подъема: не потому, что из-за него могу хромать, а потому, что когда я спущусь, он может обостриться. Морли на это сказал:

— А тромбофлебит — это такой особый ритм, когда ссышь? — Или же я говорил что-нибудь про людей с Запада, а он отвечал: — Я сам тупой западник… смотри, что предрассудки сделали с Англией.

— Ты сумасшедший, Морли.

— Не знаю, может и так, но если даже я — сумасшедший, я все равно оставлю хорошенькое завещание. — Потом вдруг он ни с того ни с сего выдавал: — Что ж, я весьма польщен, что иду в горы с двумя поэтами, я и сам собираюсь написать книгу, она будет про Рагузу, прибрежный город-государство, республику позднего Средневековья, которая решила классовую проблему, предложила пост секретаря Макиавелли, и целое поколение ее язык служил дипломатическим языком в Леванте. Все из-за напрягов с турками, конечно.

— Конечно, — соглашались мы.

А он вслух спрашивал себя:

— Вы можете гарантировать Рождество с приблизительной точностью всего лишь в восемнадцать миллионов секунд, оставшихся от первоначальной старой красной трубы?

— Конечно, — смеясь, отвечал Джафи.

— Конечно, — повторял Морли, вертя баранку на сгущавшихся виражах, — они садятся в оленьи упряжки специальных междугородных автобусов, чтобы поучаствовать в предварительной Конференции счастья по душам в глуши Сьерры, в десяти тысячах пятиста шестидесяти ярдах от примитивного мотеля. Это новее анализа и обманчиво просто. Если ты посеял билет в оба конца, то можешь стать гномом, одежонка у них миленькая, и ходит слух, что правила приема в «Эквити»[10] впитают переизбыток, вытекающий из Легиона за непригодностью. Конечно, как бы там ни было, Смит, — (оборачиваясь ко мне на заднее сиденье) — и в нахождении собственного пути обратно в эмоциональную глушь, ты обязательно получишь подарочек от… кого-нибудь. А немножко кленового сиропа не улучшит твоего самочувствия?

— Конечно, Генри.