Бродячий пес (СИ)

Ведь я не солгал Раде, сказав, что шанс вернуть чувства, ушедшие с хранителями ничтожно мал! Я не признался ей лишь в одном: Воины заканчивают всёй путь по-разному, но всегда плохо. Одних настигает высшая справедливость, но к тому моменту, они успевают натворить немало бед, превратившись в опустившихся мерзавцев, не знающих ни жалости, ни пощады. Другие становятся дрожащими тварями, потерявшими достоинство и честь. Их разум затопляет страх. Так расплачивалась с нами Судьба за годы и века верной службы, обрекая на ненависть тех, кого мы защищали, теряя себя по крупицам. Я никогда не понимал, почему никто из пришедших на службу и видевших, что их ждёт, не отказался от предначертанной. Никто! Впрочем, я и себе не мог толком объяснить, почему держался так долго.

Но у таких, как я, всегда оставался последний выход — уход в Дильмун (12), совершив ритуальное самоубийство. Выбрав этот путь, я не особо рассчитывал попасть в райские кущи. Единственное, чего я желал, так это избавить мир от своего присутствия пока, во мне осталось хоть что-то человеческое. Конечно, ламассу пришлось бы уйти со мной, но она сделала бы это в любом случае.

Тётя Лиза вернулась через три дня. Я попытался объяснить ей причину своего решения. Её реакцию можно было предвидеть. Она попытала отговорить меня, поведав трогательную историю про открытку, которую принесла Рада. Я подивился шутке Судьбы, но не более. Решение моё осталось прежним, поскольку существовали некоторые обстоятельства, о которых не знала тётя Лиза.

Когда мне исполнилось семь лет, в наш дом пришел странный человек, объявивший моим родителям, что я особенный. Разумеется, ни они, ни я сам словам гостя не поверили. Более того, отец попытался выставить его за порог. Тогда незнакомец с невозмутимым видом вытащил браунинг и выстрелил мне в грудь. От пули, выпущенной в упор, я свалился на пол. На рубашке, в том месте, где сердце расползалось алое пятно. Мои родители остолбенели от шока, но он был ничтожным по сравнению с тем, что им пришлось испытать, когда я поднялся на локтях, отплёвываясь собственной кровью из лёгких. Через минуту я почувствовал нечто странное, будто в моей грудной клетке что-то двигалось. Я едва успел подставить ладонь, как на неё упала пуля. Я дрожал от страха и с ужасом смотрел на гостя.

Александр Михайлович Штерн, «убивший» меня в тот день, впоследствии стал моим наставником. Он не только следил за моими успехами, но и заботился обо мне. Спустя год после нашего запоминающегося знакомства он, что нашёл семью, в которой росла особенная девочка. Он настоятельно рекомендовал завести знакомство с её родителя, ибо в будущем она станет моей Tasimtu.

Отец, в то время увлекавшийся фотографией, снимал для Общины святой Евгении, которая занималась издательством открытых писем. Он сделал памятную фотокарточку, которая была растиражирована. Одну из открыток вместе с сопроводительным письмом направили семье моей предполагаемой невесты. Проживали они в далёком Новониколаевске. На дворе был 1905, и почта работала с большими перебоями. Возможно, письмо не дошло до адресата, так как ответ мы не получили.

В восемь лет я ещё не понимал толком, какого шанса лишился, да и не до того было. Александр Михайлович взялся за меня всерьёз, и в двадцать три года состоялся мой первый бой. А потом эта история забылась, и вот всплыла вновь, растоптав последние ростки надежды, которые теплятся в человеческих душах даже тогда, когда будущее предрешено. Судьба не даёт второго шанса Воинам, я не поверил в то, что Рада оказалась родственницей той самой девочки. У меня уже была Tasimtu, но мы так и не встретились. В тот момент я лишь уверился в том, что тешил себя бесплотными иллюзиями. Наш разговор с Радой стыл прямым тому доказательством. Она отвергла меня. Её просьба дать время на раздумья меня не обманула.

Я подходил к зданию аэропорта, когда Ярга сорвалась с поводка и бросилась прочь. Меня охватила злость, поскольку ребячество ламассу могло нарушить мои планы. В тот миг я думал только о себе и о том, как закончить свой путь в потухшем вулкане Демавенд (13). В голове не мелькнуло и мысли о чудовищах межмирья.

У стойки регистрации я обернулся: показалось, что меня кто-то окликнул. Однако в толпе людей я не увидел знакомых лиц, только сердце почему-то сбилось с ритма.