Брюсов

Чувствуя устарелость методов своего мышления и формальных приемов, Брюсов жадно искал новых способов художественного оформления. Эти поиски были столь же решительны, сколь мучительны. Поэт прислушивался к каждому новому слову в области стихотворной техники, откуда бы оно ни исходило. Он подпал под огромное влияние футуристов, в первую очередь — Б. Пастернака. Кое-где встречаются даже явственные признаки влияния имажинистов (Лелевич Г. С. 200).

Вяч. Иванов отметил: Брюсов — несомненный и огромный талант. Но он самым грубым образом изнасиловал свою музу, он с ней грубо обращался: таскал ее за волосы, бил ее. <…> К музе обращается он с угрозой: «Влекись, мой вол… мой кнут тяжел» (Альтман М. С. 25).

ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ. КРУГОЗОР. Избранные стихи. 1893—1922. М.: Государственное издательство, 1922.

Для этой книги я брал те стихотворения, — из числа написанных мною почти за тридцать лет, с 1893 по 1922, — которые я считаю особенно удачными, которые мне кажутся чем-либо более интересными или которые мне лично наиболее дороги. <…> Сознаю, что мой выбор субъективен <…> Во всяком случае, я старался иметь в виду прежде всего интересы читателя, отбирая несколько десятков стихотворений из нескольких сотен, мною написанных, — не легкое дело для автора, так как ему всегда чем-либо дорого каждое его произведение: ведь иначе оно не было бы написано! Июль 1922 г. (Из предисловия).

В антологию вошло 145 стихотворений В. Я. Брюсова, из написанных им за 30 лет, причем не только выбор, но и разбивка произведений по их содержанию на отделы произведена сугубо субъективно. <…> Тот, прежний Брюсов, виднейший из «старших» символистов, оживает перед нашим взором, хотя через призму современного Брюсова (Л. Ч. [Алексей Черновский.] Валерий Брюсов. Кругозор. Избранные стихи // Книга и революция. 1923. № 11-12. С. 58).

РОМЕН РОЛЛАН. ЛИЛЮЛИ. Сатирическая драма в одном действии. Перевод в стихах Валерия Брюсова. М.: Государственное издательство, 1922.

Сатирическая драма Ромэна Роллана «Лилюли», написанная автором в конце 1918 года, была переведена мною в 1920 году. Я не жалею, что издание перевода замедлилось. Года два назад драма Р. Роллана могла казаться несколько устаревшей, так как некоторые вопросы, в ней затронутые, потеряли остроту злободневности (в связи с окончанием Европейской войны). Однако, чем больше проходит времени, тем отчетливее выступает общехудожественное значение драмы, стоящее выше запросов одного дня, одной эпохи. В драме вскрывается глубокая сатира на такие явления, которые еще долго не исчезнут из жизни и для которых события войны были лишь одной из возможных иллюстраций. «Лилюли» принадлежит к числу произведений, которые читаются не только современниками, но целым рядом поколений.

В подлиннике «Лилюли» напечатана прозой. Но проза эта окрашена рифмами и во многих местах естественно разлагается на стихи. Эту форму я и старался передать в своем переводе. Там, где подлинник более приближается к прозаической речи, я пользовался обычным стихом наших драм (пятистопным ямбом без рифм). По возможности, я избегал русификации текста, желая сохранить «галльский» колорит подлинника. Октябрь, 1922 (Предисловие).

Перевод «Лилюли» Ромэна Роллана сделан был в несколько дней. Я < вспоминала И. М. Брюсова> подивилась, что Брюсов перевел прозаическую вещь стихами. На это он мне ответил, что стихами переводить легче и интереснее (Материалы к биографии. С. 145).

В октябре 1921 года Брюсов перевел трагедию Ж. Расина «Федра», свой перевод назвал «вольным». «Вольность» перевода «Федры», можно сказать, устанавливается по трем признакам: во-первых, трагедия передана не рифмованным шестистопным ямбом, который ближе всего александрийскому стиху, а пятистопным ямбом без рифмы, и этим нарушен склад стиха: во-вторых, Брюсов заменил все латинизированные Расином имена греческих богов и героев греческого мифа (сюжет «Федры» заимствован Расином из трагедии Еврипида «Ипполит») именами греческими, — трудно было Брюсову, классику, мириться в наши дни с модным для эпохи XVII века во Франции, особенно для Расина, новатора своего времени, с такой латинизацией всего эллинского; наконец, в-третьих, потому, что Брюсов в пятом акте не только нарушил размер стиха и последовательность всех монологов этого действия, но изменил развитие сюжета по Еврипиду. Эта последняя «вольность», помнится, была допущена до некоторой степени в угоду постановке на современной сцене и ради смягчения длиннот расиновских монологов, ибо перевод «Федры» был заказан Валерию Яковлевичу дирекцией Московского Камерного театра, где «Федра» шла в этом новом переводе в течение сезона 1922—1923 года (Брюсова И. О переводе «Федры» // Расин Ж. Федра / Пер. В. Брюсова. М.; Л.: Искусство, 1940. С. 97, 98).