Также нужно принять во внимание, что большинство поэтов импровизировало, наметывая стихи на бумаге хоть набросками, хоть крайней зарифмовкой. И тогда это действительно нетрудное и даже приятное профессиональное упражнение. Но не такой был Валерий Брюсов, он гнушался шпаргалкой. Импровизация шла из головы. И причем надо еще учесть, что в своих импровизациях он избирал не обычные, примелькавшиеся формы четверостиший, а применял сложные формы стихосложения — сонет, терцины, октавы Да, это был труд! Вдохновенный труд!
Вечера импровизации имели место в тогдашнем Союзе поэтов на Тверской, 18. <…> После нескольких вечеров импровизаций Брюсов сказал однажды на заседании правления Союза поэтов, что это, в конце концов, чисто техническое упражнение и больше ничего.
– Довольно! Я предлагаю вам нечто более солидное и обоснованное.
Он выдержал паузу, обвел нас глазами и сказал:
– Я могу выступить с импровизированным научным докладом.
– Как так, Валерий Яковлевич?
– Научный доклад! Вот что это значит: я предъявлю список дисциплин и на любую заданную тему сделаю доклад.
– Что значит «список дисциплин»?
— В алфавитном порядке: астрономия, биология, витаминозность, гидравлика, дактилоскопия и так далее.
– А что значит — доклад на тему?
– Это значит, — сказал Валерий Яковлевич, — что я, выбрав тему так же как и при поэтической импровизации, после получасовой подготовки берусь сорок пять минут говорить на эту тему, популярно изложить основные ее проблемы и указать не меньше пяти книг, посвященных ее истории, развитию и современному состоянию.
Так и сделали. В один прекрасный день на программном расписании Союза поэтов появилось объявление, от которого пахнуло Пико делла Мирандола, тем самым ученым века Возрождения, которые объявлял диспуты «Обо всех известных вещах» и вызывал на соревнование всех желающих.
Импровизация состоялась — говорить докладчику довелось не то о химии, не то о дифференциальном исчислении. Публика, помнится, осталась неудовлетворенной. Большая часть даже не представляла себе всей сложности и своеобразия состоявшегося «мероприятия». <…> Валерий Брюсов не только учил молодежь, но и сам давал пример отношения к литературному труду. Молодым поэтам он говорил:
«Как пианисту нужно каждый день играть гаммы для беглости пальцев, как атлету нужно каждый день работать с гантелями для крепости мышц, так и поэту нужно каждый день не меньше трех часов просидеть за письменным столом над белым листом бумаги. И в том случае, если этот лист и не заполнился ни единым четверостишием, не нужно унывать или жаловаться на бесцельно потраченное время. Кто знает — не отложилась ли в это утро у вас в глубине мозговых извилин какая-то смутная, неосознанная мысль, которой суждено много дней спустя оформиться и воплотиться?»
И заканчивал Брюсов эту тираду латинским изречением: «Nulla dies sine linea!» — «Ни одного дня без строки!» (Арго А. М. Звучит слово. Очерки и воспоминания. М., 1962. С. 79-83, 86).
ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ. КРАТКИЙ КУРС НАУКИ О СТИХЕ (Лекции, читанные в Студии стиховедения в Москве в 1918 году). Часть первая. Частная метрика и ритмика русского языка. М.: Альциона, 1919.
Автор позволяет себе указать, что его работа, по своим методам, — нечто совершенно новое в русской литературе. Впервые русский стих, в его метре и ритме, подвергнут научному обследованию, что привело к целому ряду выводов, почти совершенно новых, и к установлению законов (условий ритма), до сих пор остававшихся совершенно неизвестными. Поэтому, хотя данная маленькая книжка и подводит итоги более чем 20-летнему труду, автор предвидит, что она не свободна от разного рода недочетов и, может быть, противоречий (Предисловие).
Согласно замыслам автора, работа Брюсова преследует цель научного истолкования стиха. Но написана она случайно и является конспектом лекций, читанных в студии стиховедения с целью «натаскать» начинающих поэтов. Не знаю, насколько удалась Брюсову эта практическая цель, но задача «натаскивателя» самым плачевным образом отразилась на методологических приемах автора. Как заслуженный поэт Брюсов обладает вполне определенной техникой стиля. Осмысление этих технических приемов и систематизация их – вот что представило бы значительный интерес. <…>
В области регламентации форм литературного тонического стихосложения Брюсовым предлагается до пятидесяти правил, ничем не объясняемых и ничем не подкрепляемых. Примеры приводятся и за и против правила <…> В некоторых случаях автор даже сам сознается, что стихи, нарушающие правила, ничем не хуже правильных. Изложение этих правил — образец искусственного словарного усложнения предмета. Например: «ипостаса диямба пеоном третьим соответствует в ямбе ипостасе хореем с предшествующей ипостасой пиррихием, следовательно правильна, если цезура стоит перед и после арсиса пеона» <в книге с. 63>.