Мгла за окном, похоже, сгущалась, на небе вспыхивали зарницы, и один из солдат сказал, ткнув большим пальцем в сторону спящих:
— Не я дал приказ везти их куда-то, как скотину на убой. По мне, так лучше бы я знать ничего не знал…
И другой перебил:
— Брось, не преувеличивай!
Ты вспомнил, как жена судьи целыми днями не отставала от мужа, все снова и снова заводила свое, и подумал, что надо было, наверное, как-то подольститься к ней, да только это ни к чему не привело бы, и ты опять явственно услышал ее голос, через неплотно закрытую дверь столовой он доносился в коридор, где ты ждал.
— Сколько можно с ними церемониться! — крикнула она во весь голос, но тут же ее уверенность пропала, дальше она, похоже, повторяла чью-то назойливую трескотню: — Для чего их допрашивали, почему теперь ничего не предпринимают?
Он сидел против нее за обеденным столом — по двум другим сторонам сидели девочки и слушали, разинув рты.
— Чепуха, Эльвира. Полно, ну, что ты такое говоришь?
И она, упрямо:
— Только то, о чем пишут газеты!
— Чепуха!
— Их надо посадить за решетку!
И он отложил вилку и нож, надел очки, лежавшие рядом с его тарелкой, и посмотрел, словно не сразу освоившись с фокусным расстоянием:
— Ты не понимаешь, о чем говоришь.