Британец

—  Ну-ка, убери жидовку, — все так же со смешком, но уже и деловито сказал старший — тот, в перчатках, и каждый звук этого голоса повисал в воздухе. — Хватит пялить глаза, займитесь делом!

И твоя мать, когда четверо окружили и схватили за руки ее мужа, хотя тот не сопротивлялся:

— Нет, нет! Пожалуйста!

И старший как бы невзначай посмотрел на часы.

— Заткнись.

И старший как бы невзначай посмотрел на часы.

— Заткнись.

И она сорвала с себя золотую цепочку, кольцо, серьги, все протянула ему:

— Возьмите! Пожалуйста, возьмите!

Но он, даже не взглянув, подчеркнуто ровным тоном, словно не к ней обращаясь, словно произносил заученное наизусть:

— Тебе велели заткнуться.

И она, повиснув на его руке:

— Пожалуйста, прошу вас, пожалуйста…

И он:

— Заткнешься ты, в конце концов!

И ты увидел, как он оттолкнул, отбросил ее и отряхнул пиджак, словно прикосновением уже был замаран, ты увидел, как он снял перчатки и с наигранной скукой хлестнул ее перчатками по лицу, по одной щеке, по другой, шагнул к ней, резко остановился и медленно, очень медленно провел пальцем по ее губам и подбородку, а она опустила глаза и, точно онемев, стояла перед ним молча, не пытаясь отстраниться.

Мать начала убирать в доме сразу после их ухода, она ползала на коленях по полу и подбирала разбросанные вещи, с твоей помощью подняла и поставила на место комод, зашила дыры в перинах и вынула фотографии из искореженных рамок, в те дни она даже ненадолго не уходила из дому, пока на четвертые сутки не вернулся ее муж, спустя три дня, в течение которых она, конечно, лишь ради тебя разыгрывала надежду, веру, — мол, все, очевидно, случилось по ошибке, и строила планы на будущее, три дня прошло, прежде чем ее муж вернулся и, стоя перед открытой дверью, стал нажимать звонок, он ждал, чтобы ему отперли, не вошел как обычно; спустя еще три дня они покончили с собой.

Один караульный отошел и мочился где-то у стены, другой повернулся и, раскинув руки, уперся ладонями в края окна, — показалось, что он распят, — и уставился на вас, хотя в темноте вряд ли мог кого-то разглядеть; его голос прозвучал совсем близко:

— Ну хоть ты тресни! На преступников они, конечно, не похожи, так-то оно так… Но ты все-таки скажи, неужели ты и правда думаешь, что их взяли под стражу зря?

И ответ — на самом деле не ответ:

— Ты о чем?

Больше ничего. Лишь спустя минуту, чуть слышно:

— Тут в основном евреи.