– Иван Павлович, вам лучше ехать домой…
Глава 18
К себе я прибыл разбитый морально и физически. Отчего на душе было гадко, думаю, объяснять не надо. Еще после занятий в клубе отчаянно болели ноги, ломило спину и сводило шею. Я отчитался перед Норой, получил распоряжения на завтрашний день и пополз в спальню, в носу прочно поселился отвратительно сладкий запах гниения.
Упав в кресло, я хотел взять книгу, но тут раздался звонок.
– Ваня, – затараторила Николетта, – где ты шлялся весь день? И зачем тебе мобильный, если трубку не берешь? Звоню, звоню… Безобразие! Вдруг мне плохо! Так и умру, не успев с тобой попрощаться!
– Но ты же жива, – попытался отбиться я.
– Пока, – отчеканила маменька, – еле жива.
– Если у тебя болят ноги и руки, то это не страшно. Вы вчера с Кокой переусердствовали на тренировке.
– Чувствую себя превосходно, – возмутилась матушка, – никаких болячек и в помине нет! С какой стати мне разваливаться на части, попрыгав полчаса в зале?
Я с трудом разогнул спину и хотел ехидно спросить: «К чему же тогда разговоры про близкую кончину?» – но удержался.
– Ваняша, – торжественно заявила Николетта, – немедленно приезжай.
– Зачем?!
– Надо!
– Извини, пожалуйста, но…
– Немедленно!!!
– Уже поздно.
– Что за чушь ты сегодня несешь, – обозлилась матушка, – всего восемь часов! У людей только жизнь начинается!
Вы пробовали когда-нибудь остановить руками несущийся паровоз? Тяжело вздохнув, я вытащил из шкафа свежую рубашку. Николетта бывшая актриса, хотя что это я такое говорю? Какая бывшая! Лицедеи не выходят в тираж. Перестав изображать страсть на сцене, они начинают разыгрывать трагедии в жизни. Маменька, во-первых, привыкла всегда быть в центре внимания, а во-вторых, она по старой театральной привычке укладывается спать за полночь. Ей не приходит в голову, что человек, вставший в семь утра, к десяти вечера теряет бодрость.
Дверь, как всегда, открыла Тася. Увидав меня, она сделала круглые глаза и жарко зашептала:
– Ой, Ванечка! Наша-то! Совсем ума лишилась! Хорошо, что ты приехал. Ох, чует сердце, быть беде. Велела передать: она тебе не мать, а тетя!
– В чем дело? – насторожился я.
Тася частенько впадает в меланхолию, но связаны ее мрачные чувства, как правило, с состоянием здоровья. К капризам хозяйки домработница относится философски. За долгие годы совместной жизни горничная привыкла к непредсказуемости Николетты.
– Она замуж собралась!
Я уронил расческу.
– Кто?
– Да Николетта! – со слезами в голосе воскликнула Тася. – Совсем обалдела.
– За кого?
– Ваняша, иди сюда, – донеслось из гостиной капризное сопрано маменьки.
– Ступай, щас сам все увидишь, – толкала меня в спину Тася.
В полном недоумении я вошел в комнату. Николетта сидела в глубоком кресле, изящно скрестив затянутые в кожаные черные брюки ноги. Верхний свет был потушен. В углу большой комнаты горел лишь торшер под розовым абажуром. Хитрая Николетта умеет пользоваться освещением, и она великолепно знает, что в полумраке легко сходит за тридцатилетнюю. Сегодня маменька была в ударе. Узкие брюки, ярко-апельсиновый свитер и туфли на огромном каблуке, на голове артистический беспорядок, на создание которого была потрачена бездна денег и времени, а лицо поражало белизной кожи и почти полным отсутствием морщин.
– Очень хорошо, Ваня, что ты решил навестить свою тетку, – железным голосом отчеканила Николетта. – Разреши познакомить тебя с Мишей.
Я глянул в сторону другого кресла и увидел наконец того, ради кого разыгрывался спектакль: отвратительного молодого парня с волосами до плеч. Решив посмотреть на развитие событий, я протянул руку щеголю:
– Очень приятно, Иван Павлович!
Вот вам яркий пример того, что люди называют хорошим воспитанием. Мне было очень неприятно видеть тут этого щеголя. Абсолютно не хотелось подавать ему руку, и еще я не люблю, когда меня величают по отчеству. А теперь вообразите, что я скорчил брезгливую гримасу и заявил:
«Слушай, ты, чего тут расселся? Вали отсюда, пока цел!»
Представляете, какой скандал разгорелся бы! Вот ведь чушь получается: если врешь, значит, умеешь себя вести, скажешь правду – и предстанешь хамом. Но юноша был хуже воспитан, чем я. Он, не вставая из кресла, вяло пожал мою ладонь и сказал нежным тенорком:
– Михаил.
Его лицо порочной обезьянки отчего-то показалось мне знакомым.
– Помнишь, Ваня, мы с тобой гадали, кто же прислал сюда первого января корзину с розами, – щебетала Николетта, – оказывается, это Миша.
Паренек растянул уголки губ. Парадоксальным образом улыбка сделала его лицо совсем омерзительным, но Николетта ничего не замечала.
– Миша полюбил меня с первого взгляда, – щебетала маменька, потряхивая волосами, – но сначала боялся признаться.
– Все звонил и молчал в трубку, – Миша прикинулся влюбленным школьником, – а потом не выдержал и заговорил.
– Он меня у подъезда поджидал, – в полном восторге взвизгнула Николетта. – Представляешь, как я испугалась! Вхожу внутрь, а кто-то бросается на колени и букет протягивает!