Он сделал набросок цветочного узора на гладкой дубовой поверхности комода и сейчас тонкими щипчиками выбирал с трех различных подносов крошечные кусочки дерева в форме цветочных лепестков и листьев: амарант, тюльпанное дерево, груша или, возможно, яблоня. Я завороженно смотрела, как он поднимает очередной листочек и смазывает обратную сторону кисточкой, предварительно окунув ее в какой-то состав, предположительно подлинный клей восемнадцатого столетия. Что это? Клейстер из воды и муки?
Не хотелось мешать им ненужными вопросами.
Каждый кусочек вставал точно на место. Оставалось только наложить лак и позолоту, и на мой взгляд, — а я никогда не устану повторять, что он куда более наметан, чем у многих знакомых мне людей, — результат был совершенно неотличим от оригинала.
— Прекрасная работа, Жан, — сказала я. — Можно целый день стоять тут и наблюдать за вами.
— Merci, мадемуазель, — пробормотал он, не оборачиваясь.
— Бертрам оценил комод в полтора миллиона, — сообщил Оуэн. — Пойдемте, я покажу вам мастерскую позолотчика.
— Постойте! Хотите сказать, что Бертрам знает обо всем?
Представить невозможно, что президент и главный аукционист «Баллантайн» способен одобрить мошенничество! Для этого он слишком джентльмен. Кроме того, Бертрам начал в одиночку выводить наш корабль на верный курс, и я чувствовала, то «Баллантайн и Кº» в целом, и мои личные пятнадцать процентов особенно, впервые со дня смерти сэра Крамнера в надежных руках.
— Ни в коем случае! И не узнает.
— Не думаю, что он был бы в восторге от этой идеи.
— Не то слово. Он настоящая старая дева!
Мы прошли мимо нескольких предметов меблировки в различных стадиях доводки и оказались в отдельном помещении, где перед плавильней стоял мужчина в огнеупорном костюме, толстых стеганых рукавицах и маске с капюшоном. Он как раз вынул тигель из огня и наливал расплавленную медь в железную форму в виде орнамента из причудливо изогнутых завитков. Мы наблюдали за ним через окно.
— Когда мебель привезли из поместья на склад компании, Вильгельм сделал слепки со всех позолоченных деталей под предлогом того, что, возможно, позже это понадобится для реставрации. Теперь он абсолютно точно воспроизводит каждую. Он даже изобрел способ горячей позолоты посредством ртути и сусального золота. Именно так делали в восемнадцатом веке, но в те времена жизнь позолотчика была недолгой. Он же сумел обезопасить и себя, и других. А теперь я покажу вам художественную мастерскую.
Оуэн преобразился, став оживленным, помолодевшим, беспечным. Для него все это было только очередной игрой по-крупному, что крайне меня беспокоило. Увлекшись, он мог наделать ошибок. Я предполагала, что он решил продать оригиналы на аукционе и подменить их копиями перед доставкой, как это обычно и делается. Но он вступал на очень опасный путь. И не имел представления, чем это может кончиться.
Глава 33
Авантюра неслыханного масштаба! Будет просто чудом, если она сработает. А если нет? Оуэн окажется в настоящем аду на долгое-долгое время, потому что его покупатели, все как один, люди состоятельные. Они размажут его по стенке. Беспощадно. Я имею в виду тюрьму. И не на один год: то, чего лично мне не хотелось бы испытать на собственном опыте. В моем маленьком предприятии достаточно уничтожить оправы, а камни легко спрятать или продать и почти невозможно опознать. Картины и мебель — дело иное.
Мы вышли из позолотной мастерской в главное здание и попали в комнату, заваленную картинами. Некоторые показались мне довольно неплохими.
— Всего лишь куча хлама, — авторитетно заявил Оуэн. — Восемнадцатый, девятнадцатый, двадцатый век. Знаете, гостиничное искусство. Часть интерьера.
Он только что не пнул их ногой; в голосе звучало откровенное пренебрежение к их художественным достоинствам. Можно подумать, он способен отличить Уайта от Уорхола.
— Не слишком хороши. Наши художники только соскребают краску и используют холсты для копий. Рамки переделываются под размер оригиналов.
Он снова вежливо придержал для меня дверь. В художественной мастерской было тепло и светло, играла классическая музыка, и двое художников средних лет, женщина и мужчина, сидели за мольбертами и работали над подделками. Лицо мужчины было скрыто очками с сильным увеличением, какие обычно носят доктора для микрохирургических операций, когда приходится сшивать нервы и тому подобное. Кисть выглядела так, словно на ней осталась всего одна щетинка.
Потом мы оказались в багетной мастерской, лакировочной и кладовой, где под стегаными одеялами стояли шесть готовых предметов мебели. Две картины были прислонены к стенам: одна из них — портрет кисти Гейнсборо из спальни леди Мелоди.
— Вы, случайно, не видели, в каком состоянии его привезли в «Баллантайн»? Поверить невозможно, что кто-то намалевал на нем усы! Я думал, Бертрама хватит удар.
— Да, я слышала что-то такое. Серьезное повреждение?
— Да нет, реставраторы в два счета отчистили. Без проблем.
— Оуэн, когда все началось? И как вы успели это устроить?