Бриг «Ужас»(Избранные сочинения. Том II)

— Зашли мы на этот раз далеко за Вайгач. Треска шла лавой и уходила к северу, мы ей и пошли наперерез. Улов был удачный. Всю посуду заняли, ворвани вытопили полный груз и, убравшись, тихим ходом, не спеша, шли домой. Только вышли мы из Югорского Шара, нам навстречу большой парусник попался. Давно я такого не видел. Не наш, видно. Он чего-то вертелся на горизонте, близко не подходил, а тут нас, как на беду, хватил шторм. Неладно от него, верно, паруснику было. Совсем исчез он из виду. Трепал нас шторм, должно быть, часов пятнадцать и унес в Хайпудырскую губу, вот сюда…

Шкипер нагнулся над картой и, показав отмеченный черной точкой островок, продолжал:

— Думается мне, что верстах этак в 100–110 от Югорского Шара лежит этот остров. Низкий берег его едва поднимается над водой, и только вдоль островка идет каменистая гряда. Все это я разглядел в бинокль, когда думал, не укрыться ли мне здесь от шторма. Но море здесь, видно, было мелкое, да и рифов я побоялся. Положил я руль на левый борт и вышел на прежний румб. Вот тогда впервые это и случилось…

Семен Гаврилович перевел дух, затянулся дымом трубки и начал опять говорить:

— Отошел я миль на семь от островка, как вдруг откуда-то донеслось сначала легкое, чуть слышное стрекотание, потом громкие, короткие стуки, а затем что-то со звоном ударилось в палубу и затихло. Мы бросились туда, и на носу увидели большую круглую дыру.

«Снаряд?» — спросил меня боцман.

Я не знал, что ответить, так как не понимал, откуда мог очутиться здесь снаряд. Кругом на горизонте не было видно ни дыма, ни паруса. За все время нашего плавания мы встретили только большой парусник да двух парусных норвежцев, а от берега нас отделяло море более чем на 100 верст. Но изумляться и раздумывать долго не пришлось. Из машинного отделения прибежал кочегар и сказал, что в трюмах показалась вода, и слышно, как она течет снизу, у носовых шпангоутов. Пока мы чинили пробоину и прежним ходом шли из Хайпудырской губы, прилетел второй снаряд. Он пробил трубу, придясь наискосок, и упал в грузовой трюм, где с треском разорвался, разбив десять бочек ворвани и сделав брешь в правом борту. В трюме начался пожар. Мы не могли потушить ворвань, которая, загоревшись, текла дальше и дальше, грозя сжечь весь корабль. Спасло нас то, что в брешь, — когда мы вышли из губы, и нас начала настигать морская волна, — хлынула вода, и горящий жир всплыл на поверхность моря. Мы подвели брезентный пластырь, но выкачать воду так и не могли, и вот…

Подойдя к окну, шкипер указал рукой на покачнувшиеся вправо трубы и мачты «Двины».

— С большим креном шли и чуть-чуть добрались, — сказал Настюков. — Не в том беда, конечно. Войдем в док и починимся. Нехорошо то, что команда сильно напугана. Списываются с борта, не хотят в другой раз встречаться с чертовщиной.

Подумав немного, он закончил:

— А как же не назвать чертовщиной того, что случилось? Никак не объяснить этого! Что нас пробило? Почему мы не нашли осколков снаряда? Что могло так сразу поджечь ворвань? А тут еще этот профессор…

— Какой профессор? — спросил, подходя к шкиперу, один из чиновников.

— Досадно даже говорить! — вдруг рассердился Настюков. — Я сразу, тогда же знал, что нам не повезет в это плавание! Вышли мы в море из Архангельска, и вдруг навстречу нам попался парусный баркас. На руле и у парусов поморские рыбаки. Машут флагом. Дал я тихий ход. Поравнялись они и кричат: «Бумага вам из Петербурга!» Застопорили мы машину, опустили трап. Из баркаса к нам поднялся господин. Молодой еще, высокий и красивый. Показал нам свои бумаги. Оказалось — от академии его послали изучать Ледовитый океан. Он ушел на баркасе в море, а мы-то в это время и снялись. Он на берегу не успел с нами сговориться… Один человек — не помеха, даже веселее — все же новый человек, ну, и взяли мы его…

— Мы знаем о профессоре Самойлове, — сказал чиновник: — и очень беспокоились за него: думали, что утонул. Только через месяц рыбаки нам донесли, что на «Двине» он ушел.

— Вот профессор все молчал, а когда у нас начался пожар, покачал головой и сказал: «Я его нашел! Это он творит бессмысленное, безумное зло!» И больше ничего не говорил, только смотрел в бинокль и много-много писал…

Ответив на заданные ему вопросы и подписав свой рапорт, шкипер откланялся и ушел.

В тот же день в портовую контору был вызван и профессор Самойлов.

Между ним и портовыми властями произошел очень короткий и многозначительный разговор.

— Вы профессор Василий Власович Самойлов? — спросили его.