На всех судах русской эскадры, где следом за первой вестью о выходе неприятельского флота в море уже распространилась и вторая — о гибели «Меркурия», офицеры и матросы с нетерпением поглядывали на кормовой флаг — не развернётся ли полотнище в порыве ветра. Но нет — знойный, прогретый солнцем полуденный воздух был неподвижен. Их глаза, опечаленные гибелью «Меркурия», с надеждой глядели на горизонт — не идёт ли оттуда морской бриз?
Ветра всё не было. Был штиль. Мёртвый штиль.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Ветер пришёл, когда хронометры показывали два часа и двадцать минут пополудни.
На «Париже» взлетел сигнал: «Следовать за мной», и они последовали: линейные корабли «Император Франц», «Императрица Мария», «Чесма», «Пармен», «Иоанн Златоуст», фрегаты «Флора» и «Евстафий», бриги «Ганимед» и «Мингрелия», бомбардирские суда «Успех» и «Подобный», люгеры «Широкий» и «Глубокий» и катер «Соловей».
Они шли в кильватерном строю словно лебединая стая, шли туда, где, разделив Европу и Азию, протекает солёная река, которую турки называли Босфором, а русские предпочитали именовать Константинопольским проливом.
Они шли, ещё не зная ни о позорной сдаче «Рафаила» Стройниковым, ни о бое «Меркурия» с линейными кораблями.
Придёт время, и на стол Грейга ляжет письмо из захваченной неприятельской почты. Посланное из Биюлимана 27 мая 1829 года письмо это, написанное штурманом «Реал-бея», станет лучшим свидетельством подвига брига «Меркурий».
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
«Во вторник, —
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
будет сказано в нём, —
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
с рассветом, приближаясь к Босфору, мы приметили три русских судна, фрегат и два брига; мы погнались за ними, но только догнать могли один бриг в 3 часа пополудни. Корабль капудан-паши и наш открыли тогда сильный огонь. Дело неслыханное и невероятное. Мы не могли заставить его сдаться: он дрался, ретируясь и маневрируя со всем искусством опытного военного капитана, до того, что, стыдно сказать, мы прекратили сражение, и он со славою продолжал путь. Бриг сей должен был потерять, без сомнения, половину своей команды, потому что один раз он был от нашего корабля на пистолетный выстрел, и он, конечно, ещё более был бы повреждён, если бы капудан-паша не прекратил огня часом ранее нас.
Ежели в великих деяниях древних и наших времён находятся подвиги храбрости, то сей поступок должен все оные помрачить, и имя сего героя достойно быть начертано золотыми буквами на храме славы: он называется капитан-лейтенант Казарский, а бриг — «Меркурием». С двадцатью пушками, не более, он дрался против двухсот двадцати в виду неприятельского флота, бывшего у него на ветре».
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Ещё никто на эскадре не знает, что вскоре, уже в пять часов пополудни, на «Париже» приметят вдали одинокое судно, идущее навстречу. Это будет «Меркурий». И просоленные в разных широтах моряки, эти мужественные люди, не раз глядевшие смерти в лицо, при виде избитого маленького брига с дырами в парусах, лихо несущего русский военно-морской флаг, не стесняясь своей слабости, прольют слезу. И это будут слёзы радости, восхищения и гордости.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
А на «Меркурии», который с вечера в одиночестве бредёт в бескрайнем море, даже в голову никому не приходит, что бриг уже плывёт в бессмертие.
Ни двадцативосьмилетний капитан, ни его боевые друзья офицеры, ни тем более матросы не ведают о том, что «Меркурий» уже заслужил самое почётное право, какое когда-либо может заслужить боевой корабль, — право носить на корме Георгиевский флаг. За всю отечественную историю лишь один корабль пока удостоился подобной чести — линейный корабль «Азов». В Наваринском сражении заслужил свой Георгиевский флаг «Азов», слава о котором уже облетела весь мир. На «Азове», которым командовал прославленный открытием Антарктиды и кругосветками капитан первого ранга Михаил Лазарев, в бою отличились лейтенант Нахимов, мичман Корнилов и гардемарин Истомин.