Бретёр

Тот отмахнулся. Стал гонять вилкой гриб. Движения Прошина были неточны и нетверды, гриб ускользал. Лакеи подливали. Прошин наколол гриб со словами «На тебе, каналья». Графиня Вера сжала губы. Всем стало ее жаль. Поднялся князь Чивиляев, на его фраке блестел бриллиантовый орден:

— Выпьем за Бородино! За нашу славную победу.

— Вашу? — Прошин поднял вилку и стряхнул гриб. Но тот не долетел до цели, шмякнулся на скатерть перед князем.

Графиня Вера смотрела с выражением загнанной газели. Но князь держался молодцом:

— Ура отечеству!

Дамы с шорохом стали вскакивать, точно ими выстреливали из бутылки. Лакеи не успевали отодвигать стулья. Вставали и господа: кто потоньше в теле — те чуть проворнее, кто потолще — с грохотом и морща скатерть. Мурин бросил взгляд на другой конец стола: а что Нина? Нина стояла, стройная, как пальма. Но тут ее заслонил бюст, огромный, как балкон. Мурина вдруг кольнула такая тоска, точно он потерял Нину навсегда. Он сердито прогнал эту мысль: «За картами. Все решится за картами. Иначе она бы не прислала записку, не пришла сюда». Повеселев от этого умозаключения, встал, опираясь на стол, и он. Все воздели бокалы:

— Слава русскому оружию! — прокричал князь Чивиляев.

Заверещали дамы:

— Слава!.. Воины!.. Ура!

Прошин оттолкнул тарелку. И тут все заметили, что он один остался сидеть. Графиня Вера побледнела. Ипполит Мурин нахмурился. Матвей увидел, что лицо Нины стало замкнутым. На лицах остальных сверкнуло восторженное ожидание скандала. И только Прошину все было нипочем.

— Ха! — многообещающе вытолкнул из глотки он. — Слава?

Было ясно, что вот-вот грянет. Решать надо было немедленно. Мурин нашел рукой трость, сцепив зубы, выскользнул из-за стола, заковылял к Прошину.

— Господа, господин Прошин немного отвлекся, — забормотала по-французски графиня Вера.

Опытный Чивиляев заговорил быстро и громко, перекрывая шум и сопение борьбы на том конце стола, где сидел Прошин:

— Наша доблестная армия одержала славную победу! Имя Бородино навеки войдет в летописи русской славы. Слава государю! Слава отечеству!

— Ха!.. Ха! — не унимался Прошин. — Слава… Слава? Позор! Ты, что ли, победил? Фетюк. Ты, фетюк!

Но Матвей Мурин уже навалился сзади, обхватил его, заставил подняться, повлек за собой, опираясь на Прошина, а тот в свою очередь наваливался на Мурина, но в целом они довольно надежно продвигались к дверям, которые издалека распахнули для них понятливые лакеи. Гости дружно не смотрели в их сторону из сочувствия к хозяйке дома. Стесняло и то, что Мурин-старший, человек влиятельный, тоже сидел за столом и по лицу его ничего нельзя было прочесть.

— Стерва… руки она себе исколола… между подвигами отдыхать… — невнятно бормотал Прошин, под которым пол кренился, как штормовая палуба.

«Если он свалится, упадем оба», — думал Мурин.

— Друг, друг, — шептал он. — Не здесь. Не им. Идем. Идем.

Лакеи неслышно закрыли за ними двери. Прошин издал утробный зов и надул щеки.

— Воды. Льда. Таз. Полотенце. Живо! — приказал Мурин.

Лакей кинулся на помощь.

Лакеи в вестибюле играли засаленными картами. Их ливреи странно не соответствовали расслабленным позам, сгорбленным спинам, веселью. Внезапное появление на лестнице двух господ посеяло суетливую рябь: бежать? Подать? Что? Карету?

Мурин привалил пьяного Прошина к перилам на верхней ступеньке и заговорил по-русски:

— Тихо, мужики. Спокойно.

От того, что барин обратился не как барин, лакеи переглянулись: нарушение понятных ролей озадачило.

— Чего, гм, изволите? — неуверенно попробовал вернуться к привычным ролям один.

Остальные тут же встрепенулись.

— Ничего, — осадил их Мурин. — Ничего. Сидите, где сидели.

В гробовом молчании они смотрели, как Мурин спустился на одну ступеньку. Остановился нерешительно. Перевалил на следующую. Они затаили дыхание. Всякую секунду можно было ждать, что барин кубарем покатится вниз. Мурин и сам этого ожидал. Но обошлось.

— …Слышь, мужики. Курево есть?

Лакеи оторопели. Один не сразу полез за отворот ливреи. Протянул.

— Спасибо. Если возьму две, не оголю?

Лакей помотал головой.

— Спасибо.

Он хватился, что оставил трость наверху. На миг его обуяла паника: предстоял подъем. А в руке — папиросы. Но, к его удивлению, без трости дело пошло куда ловчей. Он цеплялся за перила, подтягивал тело, в мускулах начало жечь, пот струился по спине.

Мурин задержал от усилия вздох, плюхнулся на ступеньку рядом с Прошиным. Помахал лакеям. Они недоверчиво сели. Зашептались, наклонив головы в пудреных париках и поглядывая на странных бар.

— Война меняет все, да? — сказал Прошин, глядя на лакеев и прижимаясь виском к железному литью перил. — И это тоже. В черни начинаешь видеть людей.

— Да, — просто ответил Мурин. — Все люди.

Раскурил, протянул Прошину. Закурил свою.

— Я извиняться не собираюсь, — предупредил Прошин.

— Ладно. Тут все свои.

Корнет вздохнул. Мурин добродушно попенял:

— Но вообще, зря вы на них напали. Ну пусть себе старуха похвастается. И девчонка тоже ничего плохого не имела в виду. Наоборот, — он стряхнул пепел себе под ноги.

— А фетюк?

— И фетюк. Уверен, он лишь хотел сделать нам приятное.