— Тысяча извинений! — сказал Лагранж, поспешно отступая к двери. — Вы, надеюсь, поверите, генерал, что у нас и в мыслях не было так грубо вторгнуться к вам. Внизу нам наплели каких-то небылиц: будто вы заняты допросом беглой негритянки, — иначе мы ни за что бы не осмелились сами войти сюда.
Брант быстро взглянул на свою жену. Когда вошли задержанные, ее лицо словно окаменело, глаза холодно устремились в потолок. Он сухо поклонился и, указав рукой на дверь, сказал:
— Я выслушаю вас внизу, господа.
Выйдя за ними из комнаты, он остановился и не торопясь повернул ключ в замке; потом жестом предложил им спуститься впереди него по лестнице.
ГЛАВА VII
Никто не произнес ни слова, пока они не спустились на первый этаж и не вошли в кабинет Бранта. Отпустив знаком дежурного офицера и вестового, Кларенс обратился к пленным. Лагранж явно утратил свою веселую развязность, не потеряв, впрочем, самообладания; капитан Фолкнер смотрел на своего старшего товарища полунасмешливо, полурастерянно.
— К сожалению, генерал, я могу только повторить, что наша безрассудная прогулка привела нас к столкновению с вашей охраной, — сказал Лагранж с некоторым высокомерием, сменившим внешнюю фамильярность, — и мы были взяты в плен по всем правилам. Теперь, если вы поверите моему честному слову офицера, я не сомневаюсь, что наше командование согласится обменять нас на двух ваших храбрых офицеров из тех, кого я имел честь видеть в нашем лагере, — вы, вероятно, нуждаетесь в них больше, чем наше начальство нуждается в нас.
— Что бы ни привело вас сюда, джентльмены, — сухо сказал Брант, — я рад, что вы, на ваше счастье, в военной форме, хотя это и не избавляет меня, к сожалению, от моего неприятного долга.
— Я вас не понимаю, — холодно ответил Лагранж.
— Если бы вы не были в форме, вас, вероятно, пристрелили бы как шпионов и не стали бы брать в плен, — спокойно сказал Брант.
— Вы хотите сказать, сэр… — начал было Лагранж.
— Я хочу сказать, что нам достаточно хорошо известно: в этом лагере и в штабе дивизии орудует шпион конфедератов, и это оправдывает самые строгие меры с нашей стороны.
— Но позвольте, какое это имеет отношение к нам? — высокомерно спросил Лагранж.
— Мне нет надобности объяснять такому старому солдату, как полковник Лагранж, что всякая помощь, поддержка и даже получение информации от шпиона или изменника в расположении противника караются так же строго, как и самый шпионаж.
— Вам угодно удостовериться, генерал? — заметил полковник Лагранж с ироническим смехом. — Бога ради, не обращайте внимания на нашу форму. Обыщите нас, если угодно.
— Нет, полковник, — многозначительно ответил Брант, — вы только успели проникнуть в наше расположение.
Лагранж покраснел, но быстро преодолел смущение и сказал с чопорным поклоном:
— Быть может, вам угодно будет сообщить ваше решение?
— Мой долг, полковник, держать вас обоих под стражей, пока не представится возможность переправить вас к командиру дивизии с рапортом об обстоятельствах, при которых вы были задержаны. Так я и намерен поступить. Как скоро представится такая возможность и представится ли она вообще, — продолжал Брант, пристально глядя на Лагранжа своими ясными глазами, — зависит от военных событий, в которых вы, думаю, разбираетесь не хуже меня.
— Мы никогда не позволим себе предугадывать действия такого одаренного офицера, как генерал Брант, — иронически заметил Лагранж.
— Не сомневаюсь, что вы получите возможность дать объяснения командиру дивизии, — невозмутимо продолжал Брант. — Кроме того, — тут он в первый раз обратился к капитану Фолкнеру, — когда вы скажете командиру дивизии, что вы — в чем я не сомневаюсь, судя по вашему имени и внешнему сходству, — родственник молодой особы, которая получила в Вашингтоне пропуск и прожила в этом доме три недели, я уверен, что вы сможете удовлетворительно объяснить, почему вы оказались так близко к нашим постам.
— Это моя сестра Тилли! — воскликнул молодой офицер. — Но ведь ее уже здесь нет. Вчера она прошла через наши линии, возвращаясь в Вашингтон. Нет, — прибавил он, засмеявшись, — боюсь, что сегодня такое объяснение уже не поможет.