Брет Гарт. Том 3

Если бы мистер Дамфи прочитал в этот момент истинные мысли Рамиреса, он, наверное, поспешил бы ретироваться к дверям, за которыми работали его клерки.

— Значит, единственно, за что мы можем вам уплатить, это — за молчание. Здесь не должно быть никаких неясностей. В молчании заинтересованы прежде всего вы, а мы лишь в той мере, в какой это касается общественного положения миссис Конрой. Предупреждаю: любая допущенная вами огласка погубит вас как бизнесмена; мы останемся в стороне. Если вам не терпится, можете хоть сегодня вечером выложить всю историю; это не помешает мне завтра утром продать жилу Гэбриеля за наличные. Доказать, что руда была открыта раньше, можно, лишь предъявив некий документ, которым владеем мы. Быть может, мы платим вам именно за то, что вы об этом знаете. Если вам нравится, считайте так. Запомните также, что при любой попытке изъять у нас этот документ по суду или иным способом мы его немедленно уничтожим. Ну как? По рукам? На другой день после выпуска акций вы получите чек. Или вы предпочитаете акции?

— Я предпочитаю деньги, — сказал Виктор с зловещим смехом.

Дамфи не счел нужным реагировать на насмешку.

— У вас трезвая башка, Виктор, — сказал он, возвращаясь к своим бумагам. — Действительно, к чему вам акции? До свидания.

Виктор направился к двери.

— Да, еще, Виктор, — сказал Дамфи, медленно приподнимая голову, — если вы знакомы с владельцем новооткрытой дарственной, шепните ему по секрету, чтобы он не судился с нами, — безнадежно! Только что я сказал это и его юристу.

— Пуанзету? — сказал Виктор, став в дверях.

— Да, Пуанзету. Но поскольку он также и Филип Эшли, тот самый Эшли, который сбежал с Грейс Конрой, то повидайтесь с ним. Возможно, он будет вам более полезен, чем я. Прощайте.

Мистер Дамфи отвернулся от ошеломленного Виктора. Чувствуя, что теперь-то уж он полностью вернул утраченный апломб, он позвонил в колокольчик, чтобы впустили следующего посетителя.

Глава 4. ДЖЕК ГЕМЛИН БЕРЕТ ОТПУСК

Вот уже почти целый месяц мистер Гемлин чувствовал себя неважно; сам он в беседах с друзьями отзывался о своем самочувствии так: «Прикуп не тот!» Знаменитый доктор Дюшен, в прошлом военный врач, внимательно осмотрел Джека, задал ему несколько щекотливых вопросов, которые привели больного в полный восторг, после чего сказал внушительно:

— Вы совершенно не считаетесь со своей профессией, Джек. Человек, избравший специальностью фараон, не может позволить себе такую роскошь, как девяносто пять ударов пульса в минуту! Дела у вас шли хорошо, и вы не отказывали себе в развлечениях. Так я и думал! Вы набрали чрезмерную скорость, Джек, шли под слишком сильным давлением. Теперь вам придется открыть предохранительный клапан, снизить стрелку манометра. Приглушить огни в топках, закрыть поддувала. Ближайшие два месяца вашим пароходом буду командовать я. Я обращу вас в христианскую веру! — Заметив ужас, выразившийся на лице Джека при этих последних словах, доктор поспешил пояснить свою мысль: — Я хочу сказать, что вам придется ложиться спать, не дожидаясь полуночи; вставать раньше, чем вам этого захочется; больше есть и меньше пить; не играть на выигрыш; стараться скучать как можно чаще. Слушайтесь меня во всем, и ровно через два месяца я усажу вас за карточный стол свежего, как огурчик. Вы когда-то любили петь, Джек. А ну-ка, сядьте к пианино, покажите, на что вы способны. Так! Так! Что ж, меня это не удивляет. Вы решительно не в голосе. Всю ближайшую неделю будете упражняться каждодневно! Я давно уже не видел, Джек, чтобы вы беседовали на улице с детьми. А куда делся тот мальчишка-чистильщик, которого вы опекали? Черт побери, я отправлю вас в сиротский дом; это принесет пользу и вам и детям. Поселитесь у какого-нибудь бедняка ранчерос дюжиной ребят и организуйте там детский хор. Что вы будете есть — совершенно неважно, лишь бы ели вовремя. Мне проще было бы вылечить вас, если бы вы ютились где-нибудь в голодном лагере (как сейчас вспоминаю одного беднягу в Сьерре — это было лет шесть тому назад), а не в этом шикарном отеле. Ну ладно, договорились! Вы даете слово слушаться меня, а я выполню все, что обещал. Голова у вас перестанет кружиться, бок не будет болеть, сердце утихомирится, и вы вернетесь к карточному столу. Сейчас вы все равно никуда не годитесь, Джек. Я берусь понтировать против вас ночь напролет, даже если в банке будет миллион!

Из этих последних замечаний доктора читатель может с уверенностью заключить, что он не был педантом. Он не стремился выяснить, отвечает профессия Джека требованиям строгой морали или же нет; все, что он хотел, — это поставить Джека на ноги, чтобы тот мог успешно выполнять свои профессиональные обязанности.

Таковы были взгляды доктора. Буквально через несколько дней, беседуя с одним из своих пациентов, весьма известным в городе священнослужителем, он сказал: