Брет Гарт. Том 1

Они вместе сели на простую деревянную скамью, мисс Бланш повернулась к морю, прикрывая глаза листом.

— Я даже не знаю, как долго я здесь сижу, — сказал Айлингтон, — не знаю, спал я или мечтал. Такое чудесное утро, что просто грешно ложиться. А вы?

Из-за листа он услышал, что мисс Бланш, возвратившись домой, подверглась нападению отвратительного крылатого жука, которого, несмотря на все усилия, ни ей, ни ее горничной так и не удалось выдворить. Ее шпиц Один непрерывно скребся в дверь. И теперь у нее красные глаза от бессонной ночи. И с утра ей надо нанести визит. И море такое прелестное нынче.

— Какая бы причина ни привела вас сюда, я рад, что вы здесь, — сказал Айлингтон со своей неизменной прямотой. — Сегодня, как вам известно, я последний день в Грейпорте, и насколько же приятнее сказать друг другу до свидания под этим голубым небом, чем там, в доме, даже под прекрасными фресками вашего отца. Притом мне хочется сохранить вас в памяти, как часть этого чудесного пейзажа, который принадлежит нам всем, а не среди чьей бы то ни было обстановки.

— Я знаю, — сказала Бланш с не меньшей прямотой, — что дома — один из пороков нашей цивилизации, но мне еще не доводилось слышать, чтобы эта мысль была выражена с таким изяществом. Куда вы едете?

— Еще не знаю. Планы у меня самые разнообразные. Я могу поехать в Южную Америку и сделаться президентом одной из республик, все равно какой. Я богат, но в той части Америки, которая лежит за пределами Грейпорта, мужчина должен иметь какое-то занятие. Мои друзья считают, что мой капитал обязывает меня поставить перед собой великую цель. Но я родился бродягой и таким, наверное, и умру.

— Я никого не знаю в Южной Америке, — безразлично проговорила Бланш. — Правда, в прошлый сезон здесь были две девушки, но у себя дома они ходили без корсетов, и белые платья всегда так плохо на них сидели. Если вы поедете в Южную Америку, непременно напишите мне оттуда.

— Непременно. Скажите, а как называется этот цветок? Я сорвал его в вашей оранжерее. Он чем-то напомнил мне Калифорнию.

— Возможно, он оттуда. Папа купил его у какого-то полубезумного старика, который недавно здесь появился. Вы случайно не знаете его?

Айлингтон рассмеялся.

— Боюсь, что нет. Ну а я позволю себе преподнести вам этот цветок.

— Благодарю вас. Напомните мне перед вашим отъездом дать вам другой взамен, если вы хотите, конечно.

Они оба поднялись, как бы движимые единым порывом.

— До свидания.

Прохладная, как лепесток, ручка на мгновение задержалась в его руке.

— Вы очень меня обяжете, если за минуту до того, как нам расстаться, отведете от лица этот лист.

— Но у меня красные глаза. И я бог знает на что похожа.

И все же после долгой паузы лист опустился, и прекрасные серые, очень ясные и насмешливые глаза встретились с его глазами. Айлингтон отвел глаза первый. Когда он снова поднял их, ее уже не было.

— Мистер Хайлингтон, сэр!

Это был грум Чокер, англичанин, и он, видимо, бежал, так как сильно запыхался.

— Раз уж вы одни, сэр, прошу прощения, сэр, но там какой-то тип.

— Тип? Что ты этим хочешь сказать? Говори по-английски, нет, черт возьми, лучше не надо, — сказал Айлингтон с легким раздражением.

— Я говорю, какой-то тип, сэр. Прошу прощения, сэр, — не в обиду будь сказано, — но только он не джентльмен, сэр. В библиотеке, сэр.

Несмотря на владевшее им глубокое недовольство собой и неизвестно откуда взявшееся ощущение одиночества, разговор с грумом позабавил Айлингтона, и по дороге к дому он спросил:

— Почему же он не джентльмен?

— Какой джентльмен, прошу прощения, сэр, станет панибратничать с человеком в услужении, сэр? Берет меня за руки, сэр, когда я сижу там у ворот на запятках кареты, и оттягивает их вот так книзу, сэр, и говорит: «А ты их засунь лучше в карманы, — говорит. — Или ты агента дожидаешься, что так сложил руки, — говорит. — Держись крепче на поворотах, — говорит. — А не то не собрать тебе твоих драгоценных косточек», — говорит. И спрашивает вас, сэр. Сюда, сэр.

Они вошли в дом. Айлингтон быстро пересек готический зал и открыл дверь в кабинет.

В кресле в самом центре комнаты сидел человек, погруженный, очевидно, в созерцание огромной негнущейся желтой шляпы с чудовищными полями, которая лежала перед ним на полу. Кисти рук его висели между колен, а одна нога была на особый лад подобрана под кресло. С первого же взгляда поза эта каким-то странным и необъяснимым образом навела Айлингтона на мысль о к'oзлах. В ту же минуту он, протянув обе руки, ринулся через всю комнату с возгласом:

— Юба Билл!

Человек поднялся, схватил Айлингтона за плечи, крутанул его, крепко прижал к себе, с видом добродушного людоеда ощупал его ребра, изо всех сил потряс за руки, расхохотался и сказал с явным разочарованием:

— Как это ты узнал, а?

Очевидно, Юба предполагал, что в этой одежде он неузнаваем. И Айлингтон, поняв это, рассмеялся и ответил, что ему, должно быть, подсказал инстинкт.