Брешь

В остальном, учитывая обстоятельства, воздушное судно выглядело пострадавшим не так уж страшно. Хвост отломился и лежал, завалившись на левый стабилизатор, словно сломанная конечность, держащаяся на одной коже. Фюзеляж получил в тех местах пробоины, вертикальные щели в фут шириной, из которых торчали обрывки проводов и изоляции. Сквозь эти трещины Трэвис видел внутри корпуса лишь темное пространство, хотя с такого расстояния не различил бы ничего даже и при ярком освещении. Во всяком случае, никакого движения ни внутри, ни рядом с потерпевшим крушение самолетом заметно не было. Как и признаков того, что нечто подобное имело место раньше. Никто не вытаскивал из самолета припасы, не устраивал с ним рядом аварийный лагерь. Может быть, люди просто решили остаться внутри, как в укрытии? Или все получили столь серьезные повреждения, что вообще не могли двигаться?

Расстояние делало бесполезными попытки разглядеть, есть ли вокруг отпечатки ног. Снежное поле, примороженное в результате похолодания, сверкало так, что почти слепило, и с шестисотфутовой высоты было решительно невозможно углядеть, покидал ли кто-нибудь упавший самолет, чтобы поискать помощь.

Помощь. Прозвучав в сознании, это слово вернуло его к мысли, повергшей в растерянность. Как могло случиться, чтобы к месту крушения «Боинга-747» до сих пор никто не прибыл? Кстати — «до сих пор», это сколько времени? Господи, когда же случилась катастрофа?

Три дня назад — тут же пришел ответ. Три дня назад Трэвис услышал сквозь шум грозы скрежет рвущегося металла: сейчас это вспомнилось ему со всей отчетливостью. Теперь ясно, что он слышал звук чертова крушения.

Три дня — и никто не прибыл к месту катастрофы? Более того, не велось никаких поисков: за все время своего путешествия через горы Трэвис не видел поисковых самолетов или вертолетов, даже не слышал шума их моторов. И это при том, что гробанулась здесь не одномоторная «Сессна», вылетевшая незнамо куда без полетного плана и пропавшая без вести. Воздушные лайнеры с избытком оснащены разнообразнейшими системами связи: тут тебе и мощные радиостанции, и двусторонние спутниковые коммуникаторы, и, надо думать, какие-нибудь другие штуковины, о которых он даже и не догадывается. Даже если каким-то чудом все эти приборы накрылись одновременно, на диспетчерском пункте международного аэропорта в Фэрбенксе должны были зафиксировать последнее местонахождение самолета. Да уже через час после того, как прервалась связь, на поиски лайнера должны были выслать целую армию.

Трэвис добрался до узкого, постепенно расширявшегося вниз наклонного спуска. Он оказался труднее и круче, чем это выглядело издали, однако более пологого спуска в пределах видимости в обоих направлениях не наблюдалось. Пытаться спуститься здесь, по прямой, было бы сущим самоубийством, но переход наискось казался задачей хоть и нелегкой, но выполнимой. Ступив на склон, Трэвис обнаружил, что его поверхность по крайней мере отвечала имевшимся надеждам: была достаточно мягкой, чтобы обеспечить сцепление, но не глинистой и скользкой, что сулило бы дополнительные неудобства. Кроме того, спускаясь, приникнув к склону и держась за траву, риск потерять равновесие можно было свести к минимуму.

Спустя пятнадцать минут, припустив вдоль одной из борозд в дне долины, оказавшейся достаточно широкой и глубокой, чтобы по ней мог проехать «Хаммер», Трэвис поравнялся с оторванным крылом, валявшимся, словно брошенная игрушка, рядом с отломавшим его скальным зубцом.

Стоило Трэвису оказаться на снежном поле, как в ноздри ударил запах авиационного топлива: снег был пропитан им насквозь. Едва сделав шаг, каждый его след тут же заполнялся розоватой жидкостью.

Теперь авиалайнер отделяло от него расстояние, меньшее, чем футбольное поле. Корпус развернуло на несколько градусов против часовой стрелки, так, что его левая, с неповрежденным крылом, сторона отсюда была видна лучше, чем правая.

А вот никаких следов на снегу вокруг так и не было видно.

Впереди над долиной высился хвост лайнера: даже с обломанным стабилизатором он вздымался над головой Трэвиса на высоту четырехэтажного дома. Вес левого крыла завалил корпус на левый борт, оба двигателя зарылись глубоко в снег. Пройдя мимо хвоста, он нерешительно остановился ярдах в десяти от крыла, между двумя бороздами, оставленными в снегу двигателями.

Все три трещины в фюзеляже, увиденные им сверху, находились на этой стороне корпуса. Ближайший пролом, до которого оставалось всего несколько шагов, был достаточно широк, чтобы туда можно было пролезть, а вот рассмотреть что-либо внутри, даже со столь близкого расстояния, не удавалось: там царила кромешная тьма. Иллюминаторы не помогали: из-за наклона корпуса в них лишь отражался снег.

Трэвис набрал полную грудь воздуха и что было мочи крикнул:

— Есть там кто-нибудь?

Его возглас был несколько раз отчетливо повторен эхом. Другого ответа не последовало.

Он подошел к пролому, опробовал на прочность металл по обоим его краям и осторожно залез внутрь корпуса…

Это был не пассажирский авиалайнер.

Глава 03