Брешь в стене

Диверс смущенно опустил глаза.

— Вы знаете, — произнес он после незначительной паузы, — часто легенды о героях более чем наполовину оказываются выдумкой. Я очень боялся, что подобная участь ожидает и легенду о «британском льве», но… — Диверс устремил на Сэндерса решительный взгляд, — но на этот раз действительность превзошла саму легенду.

Молодой человек с жаром схватил руку Сэндерса и крепко сжал ее.

— Вы отличный парень, Роджер, — улыбнулся Сэндерс, отвечая на рукопожатие. — Жаль, что я не знал вас раньше…

Глава двадцать шестая

Последние дни сентября в Цюрихе выдались по-летнему теплыми. Дневное светило, словно собравшись с силами, выплеснуло на засыпающую землю остатки живительного тепла, но европейская осень, повинуясь непреложным законам природы, уже окрасила деревья в яркие предсмертные тона.

Автомобиль остановился у трехэтажного супермаркета. Тут же, на игровой площадке, оставленные взрослыми, которых поглотило огромное здание магазина, резвились дети. Целый детский городок был полностью предоставлен в их распоряжение. Здесь они были полноправными хозяевами, другого мира для них сейчас не существовало.

Миллер вышел из машины.

— Вот он!

Голос его дрогнул, когда взгляд остановился на маленьком мальчике, самозабвенно пытавшемся взгромоздиться в вагончик гигантской детской железной дороги, опоясывающей почти всю территорию игровой площадки.

— Жив, — прошептал таксист. — Видите, Сэндерс? Это он!

Сэндерс сидел в машине и курил. Противоречивые чувства роились в его душе. Миллер сел рядом с ним.

— Спасибо вам, — глухо произнес швейцарец, сжимая руку Сэндерса чуть пониже локтя. — Вы сдержали свое обещание.

— Куда вы теперь?

Миллер не ответил.

— Здесь ваш дом, Ганс, — сказал Сэндерс. — Здесь ваша семья.

Миллер поднял на Сэндерса печальный, полный страдания взгляд.

— Нет, Джилберт, моя семья далеко отсюда. Ганс Миллер мертв, а я всего лишь его двойник. Прошлого вспять не вернуть. Вдова погибшего Ганса Миллера никогда не станет женой его двойника.

Сэндерс молча кивнул.

— Я обещал Марте вернуться, — продолжал Миллер, — она ждет меня. Я всю жизнь буду помнить об этом.

— Вы верите в возвращение?

— Кто знает, — неопределенно ответил швейцарец. — Шансов практически нет. Но без веры жить нельзя.

— Живите у меня, — предложил Сэндерс. — В моем коттедже места хватит на двоих.

— Спасибо, Джилберт, — с чувством отозвался Миллер. — Я решил вернуться в Гринфилд. Уверен, старый Джон Гроф будет мне рад.

— Как вы объясните ему свое появление?

— Расскажу ему все как есть, без утайки. Он поймет.

Сэндерс снова кивнул. Он понял: Миллера тянуло к тому единственному месту на Земле, откуда веяло слабой, эфемерной, почти несбыточной надеждой вернуться в свой мир. Сознавал ли он сам, что влечет его туда, или эта тяга была исключительно интуитивной, подсознательной? Сэндерс не решался спросить об этом у своего нового друга.

— Не забывайте меня, Ганс. Надеюсь, мой адрес вы помните.

— Помню, Джилберт.

— В апреле Джил Сэндерс получил тревожную телеграмму из Гринфилда:

ГАНС ИСЧЕЗ. СРОЧНО ПРИЕЗЖАЙТЕ.

С УВАЖЕНИЕМ ДЖОН ГРОФ.

В тот же день Сэндерс вылетел в Лондон.

Гроф, казалось, еще больше постарел. Он выглядел осунувшимся и несчастным. Встретив Сэндерса на вокзале, молча пожал ему руку и пригласил в свой автомобиль.

На протяжении всего пути Гроф хранил молчание. Сэндерс не сразу сообразил, что они направляются не в гостиницу, а совсем в другую сторону. И лишь оказавшись за городом, он понял: Джон Гроф везет его в «Утиное Гнездо».

Пропускной пункт исчез. От бетонной стены, некогда обрамлявшей владения Уильяма Джефферсона, тоже остались лишь одни воспоминания. Зато мост, уничтоженный бандой Грифона, был восстановлен.

Вилла пустовала, повсюду царили запустение и безмолвие. По-видимому, Мэтью Баллард был последним отпрыском некогда знатного рода. По крайней мере, ни один из наследников до сих пор не предъявил свои права на владение «Утиным Гнездом». Автомобиль остановился у входа в особняк, но Гроф не повел Сэндерса в дом, а направился в обход, к крутому обрывистому берегу. Их путь вдоль берега занял не более четверти часа. Наконец Гроф остановился.

Сэндерс прекрасно помнил это место. Словно из небытия возник в его памяти красно-белый плавучий якорь, качавшийся на волнах, воскресли трагические события, разыгравшиеся здесь в сентябре прошлого года.

Гроф повернулся к Сэндерсу. Лицо его было бледно, в глазах читалось отчаяние.