Бремя живых

Вроде не ошиблись. Благо справочники содержали необходимую мудрость и на этот случай. По сложившейся уже традиции обеспечивали себя припасами на каждый очередной этап путешествия по абсолютному максимуму. Исходя из предположения, что впереди их может ждать все, что угодно. То ли штормом в открытое море унесет и выбросит на необитаемый остров, то ли какие-то очередные хронофизические катаклизмы случатся. Выяснится, к примеру, что за пределами сто или двухсотмильной зоны действуют совсем другие законы и на греческом или турецком берегу пища не пригодна к употреблению, а солярка не желает гореть в форсунках.

Потому решено было иметь на борту двойной по отношению к расчетной потребности запас горючего и продовольствия, чтобы продержаться до пресловутой даты предполагаемого возврата, то есть приблизительно полгода.

А о том, что случится, если их надежды не осуществятся, думать смысла не было.

Все эти дни Ляхов не встречался со Шлиманом, чувствуя, однако, его присутствие поблизости. Не то обычной догадкой, не то особенно обострившейся за последние дни интуицией. Бродил где-то тут мертвый капитан, неизвестно, раздумавший до отплытия людей отправляться в поиски источников пропитания и «единомышленников» или, наоборот, по-быстрому сбегавший туда и вернувшийся.

С какими, кстати, целями? Собственными или возложенными на него «свыше»? Кто же это может понять?

Если посчитать просто навскидку, исходя из обычных пропорций, на территории Израиля за последнюю неделю должно умереть обычным порядком сотен пять человек. Ладно, допустим, большинство – старики, старухи, новорожденные дети. Но от автомобильных аварий, криминальных убийств, вряд ли прекратившихся боестолкновений на границе уже могло найтись десятка два-три покойников, больше подходящих к целям Шлимана. И ведь наверняка в военных госпиталях продолжали умирать солдаты и офицеры последней войны. Так всегда бывает – ранения, несовместимые с жизнью, послеоперационные осложнения, врачебные ошибки и тому подобное. Одним словом, отряд до полусотни отвечающих его критериям персон капитан набрать мог вполне.

Об этом, кстати, Майя, которую Вадим держал в курсе и переговоров своих, и мыслей, спросила его сама. Не может ли, мол, этот Шлиман, с непременно извращенной, как же иначе, по отношению к нормальным людям психикой, привести сюда банду таких же вампиров, просто чтобы нас сожрать. Мало ли что он говорил насчет питательности консервов или гемостатика. А потом захватит наш катер и отправится на поиски новых приключений и новой пищи.

– Раз мы здесь оказались, почему ему не предположить, что на тех берегах не подвернется кто-нибудь еще? Живой, но не столь вооруженный и организованный, как мы? Вообразят себя испанцами, едущими покорять безобидных индейцев.

– Да ну брось ты, это уже вообще из разряда сказок…

А сам тем не менее испытал не совсем вдохновляющее чувство холодка внизу живота и мурашек за шиворотом. Черт его знает, на самом-то деле? У женщин, у них на всякую нечистую силу чутье посильнее нашего. И ведьмы ведь из них получаются, это во всех книгах написано, в том числе и в научных.

Вот то же и Татьяна. На самом ли деле все так, как она Майе рассказала, или успела во что-то другое превратиться? В суккуба или инкуба, не помнил он, кто из этих демонов женскую сущность представляет, кто мужскую. И очень Вадима мучило, что нельзя пока откровенно поговорить с Сергеем. Вдруг да не поймет, находясь под влиянием собственных чувств и предрассудков?

Неглупый, конечно, парень, надежный друг, но в таких случаях полагаться на здравый смысл нельзя. Стократно известно из литературы и личного опыта, что, ежели вопрос упирается в женщину, логика, самые разумные доводы, наглядные примеры даже могут отдыхать.

– Я тебя прошу, – сказал он Майе, – не подавая виду, держи ее под присмотром. Со всей возможностью. Как смотрят за наркоманом или алкоголиком. Ничего плохого сказать не хочу, но… Сама ведь видишь, куда мы попали и что почем.

– Постараюсь, Вадим, постараюсь. За исключением тех моментов, когда она спит с Сергеем. Но ты бы знал, как я тоже устала. От всего, а главное – от ощущения близости твоего Шлимана, вообще этой загробности. Может, когда выйдем в море, полегчает?

Такая надежда звучала в ее голосе и с таким доверием смотрела она на него, что у Ляхова только что слезы не навернулись на глаза. Приятно все-таки, если есть рядом человек, верящий в тебя вне всяких привходящих обстоятельств. Просто потому, что ты – это ты.

– Полегчает, безусловно. В данном вопросе. Но станет вдесятеро сложнее в другом. Так что всегда помни слова жены протопопа Аввакума. «Долго ли еще нам, Петрович, мучиться?» – спросила она в самый беспросветный момент. «До самыя до смерти, матушка. До самыя до смерти!» – «Ну, Петрович, инда[81] еще побредем».

– Тогда и мы с тобой «побредем», – стараясь выглядеть бодрее, ответила Майя.