— Только тем утром, когда Волдеморт был очень зол, а больше я ничего не чувствовал, — честно ответил он. — Я не знаю, почему он ведёт себя так тихо, но лучше уж использовать это в нашу пользу, так? Если я начну учиться этому сейчас, я смогу удержать его вне моей головы, когда он снова попытается туда пробраться. Разве не этого все хотят?
Сириус кивнул и сильнее прижал к себе Гарри.
— Я так горжусь тобой, Сохатик, — искренне произнёс он. — Когда мы забирали тебя домой после того видения, я ведь на самом деле думал, что мы потеряли тебя. Ты так нас напугал... Я просто не представлял, что делать. Как ты умудрялся делать так, чтобы никто из твоих соседей по комнате не узнал об этом?
— Заглушающие чары, — признался Гарри, вздохнув. — Я знаю, что в голове у меня был кавардак. Кошмары были столь правдоподобными, что мне требовалось время, чтобы понять, что происходит. Глубоко внутри я знал, что ты и Ремус никогда бы не встали на сторону Амбридж, но после того, как я так долго выслушивал её, некоторые её утверждения, думаю, всё же пустили корни... — Гарри коснулся своей груди, нащупав кулоны, скрытые под рубашкой. Они по-прежнему были всё такими же тёплыми, как в то рождественское утро, когда их ему подарили. — …но это уже прошло. После нашего разговора у меня больше не было кошмаров. Теперь я свободен от них — это странное, но тем не менее приятное изменение. Да и то, что я встретился лицом к лицу с Амбридж, думаю, тоже помогло.
Сириус усмехнулся.
— Лунатик рассказал мне об этом, — сказал он. — Психотические министерские фанатики? Где ты только научился таким словам? — Сириус засмеялся, когда Гарри пожал плечами. — Ну, я сомневаюсь, что Амбридж даже знает, что они означают, но ты попал в точку. Она псих. Как только министерство умудряется находить таких?
— Моя версия — некомпетентное управление, — серьёзным тоном ответил Гарри, отчего Сириус залился лающим смехом.
Следующие два дня представляли собой смесь работы и... ну... работы. Пока Сириус с Ремусом работали над планами занятий, Гарри или подчищал хвосты по домашним работам, или читал книги по Окклюменции. В это время в Комнатах Мародёров было так тихо, что становилось жутко. Когда Сириус слишком уставал от “обязанностей преподавателя”, он обычно вытаскивал Гарри в Выручай-комнату на тренировку. Спаринги не продолжались долго, но Сириус успевал снять напряжение и с новыми силами возвращался к работе.
Оба опекуна были удивлены и обрадованы, когда Гарри сообщил им, что Фоукс вылечил его руку. И большая часть их удивления была обусловлена тем, что они сами не додумались до этого. О заботливом отношении Фоукса к парню они были осведомлены, поэтому тот факт, что феникс потратил свои слёзы на лечение Гарри, не показался им странным. И польза от этого была немалая. Теперь никто не будет с любопытством таращиться на рану, как это накануне делали преподаватели (да и остававшиеся в Хогвартсе на каникулы ученики) во время ужина в Большом зале. Гарри чрезвычайно раздражало, когда на него пялился почти весь преподавательский состав, но он сдерживался, понимая, что когда вернётся основная масса учеников, будет только хуже.
Деканы факультетов решили не тянуть с выполнением предписаний министерства и согласились поговорить со своими учениками о жестоком обращении и новой должности Ремуса в Хогвартсе сразу после ужина в день прибытия. Чтобы избежать взглядов, которые, Гарри знал, непременно будут преследовать его в башне Гриффиндора, он собирался провести этот вечер и ночь в Комнатах Мародёров, что вряд ли поможет наладить отношения с Роном и Гермионой, с которыми Гарри всё ещё должен был поговорить. Парень понимал, что от него потребуются долгие объяснения и что друзья не станут терпеливо их дожидаться.
Не успел Гарри опомниться, как прибыл Хогвартс-экспресс и ученики стали заполнять Большой зал. Гарри, сидя за столом Гриффиндора, тихо переговаривался с Ремусом и Сириусом, когда внезапно едва не оказался повален на пол налетевшими на него Гермионой и Джинни, к которым вскоре присоединились Рон, Фред и Джордж. Опекуны попрощались с Гарри, пожелав удачи, и направились к столу преподавателей.
Едва Гермиона и Уизли заняли свои места, как на парня обрушился непрерывный поток из одних и тех же вопросов, повторявшихся снова и снова. Что случилось? В порядке ли он? Что с ним делала Амбридж? Что произошло на слушании? Когда его об этом спросил уже десятый человек, Гарри готов был закричать, но прикусил язык, продолжая повторять, что не хочет говорить об этом. И лишь когда Дамблдор поднялся, чтобы произнести речь, зал погрузился в тишину.