Бремя одежд

– О, Боже мой! – он приложил руку ко лбу.

– Ты, проклятый…

– Грейс! Послушай меня, Грейс! – он схватил ее за плечи. – Успокойся! Не смей говорить таких слов, слышишь – не смей! Послушай. Случилось что-то ужасное…

– Да… да… – она сбросила его руки и шагнула назад, споткнувшись обо что-то. – Я знаю. Ты хотел, чтобы я сошла с ума, так ведь?

– С ней все в порядке? – послышался голос сверху, и Грейс различила неясный силуэт Кейт Шокросс. Ее голос тоже был каким-то непривычным. Почему они оба говорили таким странным тоном?

Кейт Шокросс… Кейт Шокросс. Вот ее бы он не закрыл на замок, конечно, нет.

– Меня заперли в подвале, – заплакала она.

– Грейс!

Резким, безумным движением она подхватила ребенка, как пьяная, поднялась по ступенькам и окунулась в великолепную звездную ночь – ночь по сравнению с чернотой, в которой она провела целую вечность, показалась ей яркой, как солнечный свет.

Когда Грейс поравнялась с Кейт Шокросс, та спросила все тем же непонятным тоном:

– Почему вы сидели в темноте?

Голосом, полным раскаяния, Дональд ответил:

– Это из-за меня. Я унес спички.

– Нет, викарий, это невозможно!

Кейт Шокросс обогнала Грейс и вошла в кухню первой. Через несколько секунд там горели три свечи. Грейс обратила свой безумный и одновременно яростный взгляд на них обоих и уже открыла рот, чтобы заговорить, но передумала.

Они стояли перед ней в перепачканной и изорванной одежде, а лица их под слоем грязи были побелевшими, как полотно. Мисс Шокросс неожиданно вытянула руку и, повернув к себе кресло, села. Дональд быстро шагнул к ней и проговорил:

– Я принесу вам что-нибудь.

– Нет, нет, со мной все в порядке, – почтмейстерша подняла голову и посмотрела на Грейс. – Какой ужас! Я этого никогда не забуду.

Грейс медленно перевела взгляд на Дональда, и тот тихо сказал:

– Они бомбили деревню. Старались уничтожить аэродром… Миссис Бленкинсоп…

– Миссис… – губы Грейс сложились, чтобы произнести фамилию женщины, но она не смогла сделать этого. – Мертва?

Дональд кивнул.

Грейс еще крепче прижала к себе ребенка и села.

– И миссис Купер. Бедная миссис Купер.

Грейс повернулась и широко открытыми глазами посмотрела на мисс Шокросс. Та сидела с низко опущенной головой и качала ею из стороны в сторону. По лицу ее текли слезы.

– Рени мертвая? – тупо переспросила Грейс. Потом вновь перевела взгляд на Дональда. – А ребенок?

– Он жив.

– Дэвид?

– Ранен в ногу, и его отвезли в больницу. Рени, по-видимому, оставила ребенка в убежище и вернулась на секунду в дом.

– И старый Бен Ферфут, – мисс Шокросс безудержно плакала.

– Бен? Бен? Погиб?

Почтмейстерша кивнула головой.

– И трое детей Каммингсов… те, что ходили ко мне в воскресную школу, и миссис Уотсон… – слезы ее катились по подбородку и падали на стол.

– Бен? О, Бен! – только и смогла выдавить из себя Грейс. Как ни странно, больше всего ей было жалко садовника. Но он был старый и все равно скоро бы умер, а вот Рени погибла такой молодой. Она сражалась с туберкулезом, победила его – и жизнь ее оборвалась под бомбежкой. И миссис Бленкинсоп уже никогда больше не поделится деревенскими сплетнями. Бедная! Но Бен… Бен. Перед этим страшным горем ее собственная боль отступила на второй план, утихла на какое-то время.

– Не плачьте, пожалуйста, не плачьте, – говорил Дональд, стоя рядом с мисс Шокросс. Он не дотронулся до нее, даже не положил руку на ее плечо, но Грейс ничего не имела бы против, если бы он прямо в ее присутствии обнял мисс Шокросс, успокоил, поцеловал.

– Вы должны что-нибудь выпить, чтобы успокоиться, мы все должны выпить, – с этими словами Дональд вышел, ступая медленно и тяжело. Скоро он вернулся, держа в руках три стакана и полбутылки виски.

– Выпейте, – он подал мисс Шокросс стакан, наполнив его на три четверти. Не поднимая глаз, почтмейстерша покачала головой, но Дональд повторил: – Пейте.

– Я… я обычно не пью, викарий.

– Сегодняшний вечер нельзя назвать обычным; вы должны выпить.

Мисс Шокросс подчинилась, после чего начала кашлять и брызгать слюной. Дональд одним глотком осушил полный стакан и почти сразу же налил себе опять. Но Грейс не стала обращать внимания на это – вечер действительно не был обыкновенным… Взяв стакан и переложив ребенка в одну руку, она поднялась из-за стола и, не сказав ни слова, покинула кухню.

Пятнадцать минут спустя Грейс сидела в кровати, опершись спиной о подушку, и смотрела прямо перед собой. Рядом с кроватью горела свеча.