Бремя одежд

Убаюкивающее покачивание возобновилось. «Я никогда не женюсь,» – почти с вызовом подумал Стивен. Нет, он никогда не женится, для духовного лица это невозможно: нельзя быть слугой двух господ, а жена, насколько он понимал, тоже являлась госпожой. К тому же в супружеской жизни существует и другая сторона – физическая. Стивен буквально содрогнулся при мысли об этом. Католическая церковь имела в этом смысле преимущество над англиканской – она запрещала своим священникам жениться. Иногда Стивен испытывал сожаление – такое смутное, неясное сожаление, – что он не принадлежит к римской церкви. Там все было ясно, там священник действительно был священником, и его поступки говорили сами за себя, но можно ли служить Богу, когда вокруг тебя слоняются жена и дети? Но все же титул «его преподобия» или викария лучше. Стивен неожиданно прекратил покачиваться и упрекнул себя за циничные мысли. Но потом вновь вернулся к ним: зачем обманывать себя? Ему хотелось посвятить себя религии, но пусть его будут знать просто как священника – не викария, не пастора, не «его преподобие». После этого небольшого взрыва откровения перед самим собой в голову Стивена неожиданно пришла мысль, заставившая его часто заморгать своими карими близорукими глазами: а если мать снова выйдет замуж? Он уже не мог переключиться ни на что другое и продолжал размышлять. Что, если она и в самом деле придет в норму? Деньги у нее есть, выглядит она моложаво и вполне подходит под определение «интересная». Говорят, что в молодости она была красива. Сам Стивен этого не находил. Внешность Грейс Рауз не вызывала у него симпатии, хотя это и была его мать. Глаза ее были слишком большими, широкими, а это, как он полагал, не является признаком интеллигентности. Ему нравились умные женщины, те, с которыми можно было поговорить о чем-то кроме хозяйства и кухни. Она, правда, занималась музыкой, но в целом была всего лишь обыкновенной домохозяйкой… Но что если она выйдет замуж? Это будет означать, что на место отца придет другой человек… Нет, жив отец или мертв, дом никогда не будет принадлежать никому другому, кроме него, Стивена Он может сдать его в аренду, но никогда не продаст, и однажды вернется сюда, и останется здесь жить. Возможно, это произойдет даже раньше, чем он предполагает. Иметь епископом двоюродного деда в конце концов не так уж плохо… Но если мать действительно решит выйти замуж и будет продолжать жить здесь?

Как и Джеральд, Стивен не мог спокойно переносить неприятные мысли. Он поспешно вышел в холл и через боковую дверь направился прямо в гараж, где в углу лежали ветки остролиста.[5] Он начал аккуратно отбирать мелкие веточки, которые должны были украсить фарфоровые настенные светильники, стараясь взять только те, которые не поцарапают нежно-серую краску стен…

Грейс сидела на тахте в гостиной и чувствовала в себе такую легкость, какой ей не доводилось ощущать уже многие месяцы, даже годы. Джейн рассказывала ей во всех подробностях о том, как она встретила самого замечательного человека в мире. «И почему это все семнадцатилетние девчонки всегда говорят одно и то же?» – размышляла Грейс. Как печально, даже ужасно, что иллюзии являются неотъемлемой частью человеческой жизни: через них нельзя перепрыгнуть, их нельзя обойти – их можно только пережить. Единственным утешением было то, что в таком возрасте человек не сознает, как он беззащитен перед окружающим миром, не замечает, как утомительны и скучны для других его повествования или, наоборот, как они до боли близки кому-то. В юном возрасте и думается по-юному – а почему бы и нет? Действительно, почему?

– Да, дорогая, я слушаю.

И Грейс продолжала слушать, как ее дочь встретила человека своей мечты. Его звали Джордж Астер и, несмотря на то, что он был на пятнадцать лет старше, она, Джейн, знала, что это – ее идеал. В глубине души Грейс хотелось верить, что так оно и будет.

– Мне ужасно неприятно, мамочка, что я наврала ему про свой возраст, но на вид мне все равно можно дать восемнадцать, я это точно знаю. Я скажу ему правду после праздников, когда все как-нибудь уладится, он и намерен все уладить, – она возбужденно хихикнула и добавила: – Он тебе понравится, мамочка.

– Ну, – сухо улыбнулась Грейс, – может оказаться и не совсем так. Тещам обычно не нравятся зятья, но я уже чувствую, что он вызывает у меня симпатию, – проговорив это, она сползла с мягких подушек, в которых буквально утопала, и направилась к камину. Да и кто не почувствовал бы симпатию к человеку, который сделает тебя свободной?.. Нехорошо так думать: она как будто хотела избавиться от Джейн. Нет, это неправда, о, нет… нет. Грейс полагала, что младшая дочь не заговорит о браке еще год-два, может, даже больше; она давно уже примирилась с мыслью о том, что лишь тогда, когда будет определена жизнь младшей дочери, она, Грейс, сможет сказать себе: «Теперь я могу жить для себя».