Папа вот уже третий год работал в арктической экспедиции. Он изучал полярные льды, а все эти годы лед в связи с необычной погодой, был не таким, как всегда. И экспедиции нужно было успеть все зафиксировать: взять пробы, сделать анализы, сфотографировать, понять маршрут их передвижения, скорость таяния. Так что папе никак нельзя было отлучиться.
Все это он знал со слов мамы, папа же писал скупо и коротко: «Идем в Игарку. Скоро весна. Все хорошо. Как вы? Лешкин, береги маму. Целую, папа».
Лешкину не понимал, как можно три года работать без отпуска? Неужели, начальник экспедиции не понимают, что его ждет Лешкин и мама. Или льды не могут подождать, пока папа съездит в отпуск и вернется.
Иногда, когда у мамы было плохое настроение, ему казалось, что она все придумала про экспедицию. Может, они с папой просто решили пожить отдельно, как родители Юры Шмагина. Но почему тогда они об этом ему не сказали? Он бы понял…
Лешкин доделал примеры, прочитал рассказ и пошел на кухню. Мама стояла у плиты и помешивала ложкой в кастрюле.
– Ну? Готов?
– Конечно, – сказал Лешкин. – А может, вначале прочтем папину весточку?
– Нет, – сказала мама. – Уговор дороже денег.
Лешкин открыл тетрадь на нужно месте, пересказал прочитанное.
– Молодец, – сказала мама. – Вот, держи! – и протянула ему сложенный вдвое листок.
На желтоватый телеграфный бланк были наклеены аккуратно отрезанные полоски бумаги с текстом. И с каким текстом! «Меня все хорошо. Здоров, весел. В апреле возвращаемся домой!».
– Папа при-иедет? – Лешкин от радости даже стал заикаться.
– Ну, да, – сказал мама, продолжая мешать в кастрюле. – Даже не верится.
– А мне верится.
Мама закрыла кастрюлю крышкой и с улыбкой посмотрела на Лешкина.
– Ты, наверное, его не узнаешь?
– Я? Не узнаю? – Лешкин еще раз заглянул в телеграмму, опасаясь, что буква испарятся. – Он мне столько раз снился…
– И мне, – улыбнулась мама. – Ну, иди, ложись…А я суп доварю, и тоже лягу.
Лешкин расстелил постель, не переставая думать о папе. Неужели они встретятся? И смогут говорить обо всем на свете? И вместе ходить на футбол? В зоопарк? В кино? А папа расскажет ему каким бывает лед? Белым, как сахар, хрупким, толстым, ломким, острым как нож. И Лешкин тоже ему расскажет. Про все-все… О друзьях, о школе, о родителях Юрки Шмагина. И о найденном брелоке…
Он лежал и думал, слыша, как в маминой спальне бубнит телевизор. Мама перед сном всегда смотрела телевизор. Потом выключатель клацнул– мама погасила торшер.
Лешкин полежал несколько минут. Во дворе было тихо, только где-то время от времени скрипела под ветром ветка. Лешкин встал и на цыпочках подкрался к столу, открыл ящик.
Брелок был теплым, лампочки на панели горели как две подсвеченные огнем капли.
Откинув штору, он уселся на подоконник, прижался лицом к стеклу. Двор сочился теплыми огнями, снежная влага носилась в воздухе, подбрасываемая раскачивающимися ветками. Ветер хороводил во дворе, гнул ветки, гудел в водосточных трубах, сбрасывал с крыш подтаявшие глыбы льда. Только всего этого Лешкин не слышал. Вместо этого привычного шума в ушах стояла пронзительная, гулкая тишина, изредка прерываемая загадочными фразами.
…– А у вас, Мося, что-то скрипит под левым крылом? Неужели не чувствуете? – проговорил тоненький, чуть дребезжащий голосок.
– Уважаемая Кира, я же просил не называть меня Мосей. – недовольно ответил
грустный голос.
– А как же вас тогда называть? – насмешливо пробасил кто-то. – Это же ваше родное имя.
– В самом деле, – пискнула Кира. – Не могу же я вас называть так, как хозяин?
– Отчего же? – поддержал ее бас. – Давайте будем звать Мосю драндулетом? Или Колымагой?
На мгновение во дворе все затихло, и Лешкин сжался от напряжения – как же Мося ответит?
– Дорогой Мистер, или как вас там называют? Придет время, и вы тоже состаритесь. И над вами тоже будут смеяться! Или вы полагаете, что всегда будете таким же как сейчас?
– Мне дряхлость не грозит! – торжествующе заявил Мистер. – Придет время, и меня отвезут на станцию, а оттуда я выйду как новенький.
– И я тоже всегда буду прежней, – подхватила Кира. – Меня все любят и лелеют. Меня никогда не бросят.
– Ладно, пусть будет так – вздохнул Мося. – Время рассудит…
Он замолчал.
Теперь Лешкин был абсолютно уверен – он случайно подслушал разговор автомобилей, стоящих у второго подъезда. Мося – это «Москвич» старика Кувалдина. Писклявая Кира – розовая «КИА» с нарисованными снежинками на капоте. Ее хозяйка – невысокая суетливая тетенька, которая всегда ходит в спортивной шапочке с помпончиком. Старик Кувалдин зовет ее Помпошей.
А Мистер – не иначе, как директорский «Форд». Ишь, какой важный! И выпендрежный!
Правая нога затекла, и Лешкин переменил позу. Он повернулся, и ему вдруг показалось, что в дверях блеснула полоска света. Проснулась мама?
Он легким, кошачьим движением сиганул с подоконника и одним прыжком оказался в постели. Нажав на кнопку, отключил брелок и мир ночных звуков обступил его со всех сторон.