Бредень

Странно, оглядываясь, видеть позади пустоту вместо привычной картины успеха. Учеба в университете. Докторантура. Многочисленные предложения работы. Ответственная должность, приносящие удовлетворение опыты в лаборатории. Покупка квартиры. Счет в банке. Все не важно. Я зря прожила эти годы, говорила она себе.

Снова зазвонил телефон. Рона чертыхнулась, вспомнив, что не включила автоответчик. Потом ей пришло в голову, что это может быть Эдвард. Вдруг он забыл ей что-то сказать. Что-то важное.

— Это доктор Рона Маклеод? — раздался мужской голос.

— Да.

— Наверное, это звучит глупо. — Мужчина нерешительно смолк и прокашлялся. — Мы с вами виделись вчера, когда шел дождь. Меня зовут Гейвин Маклин.

— Мы вместе ехали в такси.

— Я звоню спросить, не хотите ли вы сходить завтра вечером в кино. — И он поспешно добавил: — Я не обижусь, если вы подумаете, что я придурок, и скажете «нет».

— Нет.

— Понятно, — огорчился он.

— То есть я не думаю, что вы придурок, — рассмеялась она.

— Какое счастье. Значит, вы согласны?

— Не знаю.

— Только в кино. Честное слово.

Она задумалась. Письмо придет завтра. Ей не нужно больше сидеть дома и ждать. Ей нужно вернуться к нормальной жизни. А этот, кажется, приятный мужчина. Только в кино. Если Шону можно, то почему ей нельзя?

— Хороша Только в кино.

— Отлично. Я заеду за вами часов в восемь?

И лишь промучившись полчаса над вопросом, зачем она согласилась на свидание с незнакомым мужчиной, Рона вдруг изумилась тому, откуда Гейвину Маклину известно ее имя и номер телефона.

10

Тот вечер, когда Рона позвонила ему насчет мальчика, начался для Эдварда хорошо. Они с Фионой давали прием, и среди гостей присутствовал сэр Джеймс Далримпл. Эдвард знал, что на Фиону можно положиться. Она понимала, как важно играть по правилам.

Он встал в дверях и окинул взглядом гостиную. Июньское солнце, светившее в окна веранды, переливалось на сине-розовом китайском ковре, на обивке диванов и на полированной мебели красного дерева. Эта комната символизировала все, ради чего он работал, от шелковых штор на окнах с видом на ухоженный газон, до цветочных ваз (дорогих ваз с дорогими цветами) и бара с солидным запасом напитков.

Если бы не Фиона, ее связи, ее семья, он вряд ли сумел бы достичь таких успехов. Пусть он был хороший специалист, другие были не хуже. А вот Фиона была не у каждого.

Сквозь открытые настежь двери в столовую он наблюдал, как она, пока еще в домашнем платье, вносит завершающие штрихи в композицию и без того великолепного стола. В то время как Фиона, наклонившись, выравнивала вазу, он с восхищением отмечал ее внимание к мельчайшим деталям и любовался видом ее оголившегося бедра.

Эдвард уже поднес Фионе два виски, якобы сильно разбавленных, но на самом деле довольно крепких, в надежде, что она выберет момент между расстановкой цветов и переодеванием в маленькое черное платье, чтобы заняться с ним любовью.

Фиона оглянулась через плечо, приглашая его оценить сервировку стола. Эдвард дал ей ответ, которого она желала, и кивком головы указал на лестницу, ведущую в спальню. Фиона улыбнулась.

Эдвард встретил Фиону на одной из вечеринок, которую совместно устроили его контора и корпоративный клиент, в роскошной штаб-квартире клиента, расположенной на набережной Клайда. В тот вечер он был очень доволен собой, поскольку накануне совершил зарубежную трансакцию, сохранившую этому клиенту целое состояние, которое не пришлось выплачивать в казну Великобритании в виде налогов. И по правде говоря, он был рад вырваться из дому. Отношения с Роной окончательно испортились.

Фионе очень шел черный цвет. Эффект, вероятно, производило сочетание модной белокурости и легкого загара. В тот вечер на ней было узкое платье, подчеркивающее ягодицы.

Он и Рона давно не занимались сексом. Эдвард вдруг почувствовал себя подростком с первой в жизни эрекцией.

В разгар вечеринки Фиона повела его в свой кабинет, двумя этажами выше.

Эдвард прижал ее к массивному столу из красного дерева и стянул бретельки платья, обнажая упругую грудь.

Фиона, отняв у него свои губы, скользнула вниз и уткнулась лицом ему в ширинку. Эдварда охватило бешеное желание взорваться здесь и сейчас.

Но Фиона все рассчитала точно.

Она повернулась к нему спиной, наклонилась, и тогда Эдвард удовлетворил свое желание. Он раскрыл ее маленькие тугие ягодицы и скользнул внутрь. И если общество внизу не слышало его страстных стонов, то лишь благодаря музыке, которая играла слишком громко.

И даже сейчас, спустя годы, Фиона вызывала у него прежние чувства. У него были другие женщины, так же как и у нее — он знал — были другие мужчины, но они оставались вместе. Они оба знали, что вместе они сильнее, чем врозь.