Брэдбери

«С любовью мадам Мана Гарро-Домбаль, которую я встретил двадцать семь лет назад в полночь на кладбище острова Жаницио, того, что на озере Рацкуаро, в Мексике, и которую я вспоминаю каждый год в День Мертвых».

Стиль этой книги мягок и сумрачен.

«Канун Всех Святых.

Тише-тише!.. Тихо, неслышно. Скользите, крадитесь.

А зачем? Почему? Чего ради? Как! Когда? Кто! Где началось, откуда все пошло?

— Так вы не знаете? А? — спрашивает Череп-Да-Кости Смерч, восставая из кучи сухой листвы под Праздничным деревом. — Значит, вы совсем ничего не знаете?

— Ну-у… — отвечает Том-Скелет, — это… не-а…

Было ли это в Древнем Египте, четыре тысячи лет назад, в годовщину великой гибели солнца?

Или — еще за миллион лет до того, у горящего в ночи костра пещерного человека?

Или — в Британии друидов, под ссссссвистящщщщие взмахи косы Самайна?

Или — в колдовской стае, мчась под средневековой Европой — рой за роем, ведьмы, колдуны, колдуньи, дьявольские отродья, нечистая сила?

Или — высоко в небе над спящим Парижем, где диковинные твари превращались в камень и оседали горгульями и химерами на соборе Парижской Богоматери?

Или — в Мексике, на светящихся тысячами свечей кладбищах, полных народу и крохотных сахарных человечков в Еl Dia Los Muertos — День Мертвых?

А может, где-то еще?

Тысячи огненных тыквенных улыбок и вдвое больше тысяч только что прорезанных глаз — они горят, подмигивают, моргают, когда сам Смерч ведет за собой восьмерку охотников за сластями, — нет, вообще-то их девять, только куда девался Пифкин? — ведет их за собой то в вихре взметенной листвы, то в полете за воздушным змеем, выше в небо, на ведьмином помеле — чтобы выведать и поведать тайну Праздничного дерева, тайну Кануна Дня Всех Святых.

И они ее узнают.

— Ну-с, — скажет Смерч в конце странствий, — что это было? Сласти или страсти-мордасти?

— Все вместе! — решили мальчишки.

Сами увидите».

В Мексике, на светящихся тысячами свечей кладбищах…

Было что вспоминать. Было что пробуждать в своей памяти.

Кстати, это именно мадам Мана Гарро-Домбаль посоветовала Гранту и Рею посетить мумии селения Гуаножнато (Guanojnato). По своей воле Рей в местечко с таким ужасным названием ни за что не поехал бы, само слово «мумия» обдавало его холодом, но Гранту не терпелось.

Узкие булыжные улочки, здания колониального стиля.

Мрачные, иссушенные голодом и зноем люди. Заунывная музыка.

На местном кладбище друзей провели в пыльное сумеречное подземелье.

Вдоль каменных стен одно к другому стояли, именно стояли, человеческие мумифицированные тела. Мрачного хозяина кладбища нисколько не смущали какие-то там этические проблемы, он просто брал деньги за показ тех, кто еще совсем недавно находился среди таких же живых, как он сам. Родственники покойных не смогли оплатить похороны, что ж, пусть теперь пеняют на себя, пусть долг их отрабатывают покойники. Очередного усопшего должника хозяин не предавал земле, а аккуратно приставлял к каменной стене, — в сухом подземелье трупы быстро превращались в мумии…

21

В Гвадалахаре Рей получил письмо из дома: редактор издательства «Саймон и Шустер» («Simon and Schuster») был восхищен увиденными им в журналах рассказами «Мальчик-невидимка» и «Чудотворец», напечатанными Реем под псевдонимом. Может, у вас, мистер Элиот, спрашивал редактор, имеется замысел романа, близкого по духу этим рассказам?

Такого замысла у Рея не было, но были другие рассказы.

Успехи так радовали Рея, что у Гранта Бича портилось настроение.

«Я ликовал от того, что мои рассказы наконец напечатаны, — вспоминал позже Брэдбери, — а Грант считал, что я просто заношусь и специально хвастаюсь, чтобы только мучить его».

В литературе о Брэдбери время от времени мелькали намеки на некий его интерес к нетрадиционному сексу. «Но я говорил с Филом Николсом,36 — писал автору этой книги Павел Губарев, создатель одного из лучших русских сайтов, посвященных писателю. — Если бы у Брэдбери действительно были подобные контакты, хотя бы кратковременные, он наверняка рассказал бы об этом Сэму Уэллеру, поскольку честно выкладывал перед ним многие интимные подробности своей жизни (скажем, об изменах жене и даже о том, как лишился девственности с проституткой). Ну а вполне доброжелательное отношение Рея к геям проистекало, скорее всего, из общей его миролюбивости и от того, конечно, что обожаемая им тетя Нева была лесбиянкой…»

Отношения между друзьями резко ухудшились.

На обратном пути они постоянно, они все время ссорились.

На границе с США на какой-то заправочной станции Грант попросил Рея заняться заправкой машины, но тот чего-то не доглядел, часть бензина пролилась на землю.

«Ты вообще ничего не умеешь делать!» — разразился ругательствами Грант.

Ах, так! Рей плюнул и ушел, захватив с собой вещи. Правда, пишущую машинку забыл, и разъяренный Грант по дороге выбросил ее в какую-то речку…

22

Поездка в Мексику принесла Рею много разочарований и огорчений, зато на основе увиденного и услышанного он написал недурные рассказы:

«Следующий» («The Next in Line»),

«Дело жизни Хуана Диаса» («The life-work of Juan Diaz»),