Бразилия

По веселому хохоту мужчины и его спутников, с любопытством толпившихся вокруг, Тристан догадался, что сейчас случится что-то забавное. Даже когда они надели ему на запястья тяжелые ржавые кандалы, а шею заковали в железный ошейник с цепью, он понял, несмотря на бессилие и усталость, что это делается для его же блага.

Изабель, вскрикнув, очнулась ото сна; казалось, будто ее перенесло сюда из рассыпающегося театра грез.

— Тристан, — проговорила она, — если мы уже умерли, то как грубы ангелы небесные!

Бородатые разбойники, а их было человек шесть или семь, были одеты в потертую и залатанную кожу; на груди у каждого было что-то вроде панциря из грубой кожи, подбитого изнутри ватой, — достаточно удобного, решила Изабель, и в то же время прочного, чтобы защитить от стрел. Одежду они, похоже, носили по многу лет; у некоторых разбойников шляпы были сшиты из пальмовых листьев, а не из кожи, а кое-кто просто повязал голову платками. Были среди них и увечные: однорукие или одноногие. Несколько разбойников держали на плече мушкет или аркебузу. Услышав голос Изабель, они зачарованно зашептались, словно до этого Богом забытого обломка цивилизации донеслось из Венеции или Антверпена звонкое пение арфы. Десятки лет минули с тех пор, как они в последний раз слышали голос белой женщины. Разбойников сопровождали человек двадцать индейцев, одни из которых были абсолютно голыми, а другие носили мешковатые штаны и куртки. У одного осклабившегося дикаря из продырявленного носа торчали в стороны перья попугаев; другие украсили свою наготу браслетами из обезьяньих шкур и нитками ожерелий из речного перламутра; все они, включая нескольких женщин, которые либо на руках, либо в утробе несли ребятишек, составляли небольшой дружный отряд. Они окружили Тристана и назойливо, как пчелы-глазолизы, без тени смущения ощупывали его со всех сторон, словно он представлял собой какой-то чудной механизм.

К Изабель они прикасались более осторожно, и она попыталась, воспользовавшись этим, загородить собою Тристана, однако грубость, с которой ее отшвырнули прочь, показала ей, что их восхищение белокожей красавицей не было беспредельным. Кроме того, воздействие ее тихого женского голоса и акцента кариоки на ушные перепонки этих разряженных в кожу искателей приключений тоже имело определенные границы. Тем не менее человек с рапирой — вожак отряда — с какой-то странной почтительностью позволил ей держать в руке цепь от ошейника Тристана, словно признавая за ней право собственности на черномазого мужчину.

— Я боюсь, Тристан, — шепотом призналась она.

— Чего? Это же твои соплеменники.

Ее оскорбили враждебность и злость, сквозившие в его голосе. Между ними внезапно возникла пропасть. И это после долгого путешествия, во время которого их высохшие тела почти слились в одно!

— По крайней мере, нас накормят. Эти негодяи толсты, как свиньи. — Голос Тристана чуть смягчился.

По расширяющейся тропинке отряд по склону холма спустился к реке. Расчищенные поля и ухоженные посадки маниоки и бобов подготовили их к появлению поселка — беспорядочного скопления круглых, крытых пальмовыми листьями хижин, одни из которых были лишены стен, как полагается у индейцев, а другие имели толстые бревенчатые или глинобитные стены, обеспечивая европейцу иллюзию замкнутого пространства. Вдоль реки стояли рядами деревянные подставки для вяления рыбы и рамы из жердей, на которых сохли сети. Неподалеку в куче щепы валялись и несколько недостроенных долбленых лодок. Выгоревшее на солнце знамя с крестом и щитом трепыхалось на бамбуковом шесте, венчавшем крышу самого большого здания в поселке — помещения для собраний, куда могло поместиться все население. Через час, после того как ловкие и настойчивые индейцы накормили и помыли пленников, их доставили именно в это здание, где уже собралась толпа, и подвели к другому бронзоволицему мужчине — постарше и постройнее; он сидел в похожем на трон плетеном кресле с высокой спинкой, украшенной пятнистой шкурой и головой ягуара с оскаленной пастью.

— Я имею честь быть капитаном сей бандейры[14] отважных и набожных паулистов, — сказал тот, иронично представляясь пленникам. — Мое имя Антониу Альварес Ланьес Пейшоту. Ты уже знакома с моим младшим братом Жозе де Альваренга Пейшоту.

Борода у Антониу была клинышком, фамильный бронзовый цвет лица на скулах и большом горбатом носу переходил в золото. Заметив, что Изабель не сводит глаз с его носа, он приложил к нему палец и сказал: