Браво-Два-Ноль

Сначала мы приземлились в Лаарбрюке, где высадили почти весь персонал Королевских ВВС. Мы оставались в салоне за зашторенными иллюминаторами, пока командующий нашей авиацией в Германии встречал сходящих с самолета ребят. Несомненно, встреча была очень теплой. После торжественной церемонии большая шишка сел в свою машину. Следующей его точкой остановки, как и следующим нашим местом назначения, была база в Брюггене, поэтому нам пришлось целый час жариться в самолете в Лаарбрюке, чтобы он успел доехать туда на машине. Когда мы совершили посадку в Брюггене, большая шишка уже ждал нас там, встречая вторую партию пленных из числа авиаторов. Вся церемония повторилась от начала до конца. Мы кипятились, разбирая ящики с пивом.

Наконец мы приземлились в Бриз-Нортоне, и, как только самолет заглушил двигатели, мы услышали знакомый звук наших собственных вертолетов «Агуста-109», заходящих на посадку. Они приземлились прямо рядом с самолетом. На них прилетели командир моей роты и сестра Марка, которая жила и работала в Лондоне. После краткой встречи мы поднялись на борт вертолетов и вылетели в Херефорд.

Лагерь был опустевшим. Две роты по-прежнему оставались на берегах Персидского залива; остальные подразделения, как всегда, были разбросаны по всему земному шару, выполняя различные задания.

Нас встретил адъютант.

— С возвращением домой, — сказал он. — Пройдите в кабинет.

Откупорив бутылку шампанского, адъютант наполнил бокалы и сказал Маггеру:

— Так, завтра утром в половине седьмого ты должен быть здесь, потому что тебе предстоит сразу же возвращаться назад. Ты нужен нам в Саудовской Аравии.

— Твою мать! — убитым голосом воскликнул Маггер. Он надеялся провести несколько ночей дома, в обществе миссис Маггер.

Остальным адъютант великодушно заявил:

— Пока что особой спешки нет. Отдохните пару дней.

Один из женатых офицеров предложил подбросить меня домой. Когда впереди показался мой дом, я попросил его остановиться.

— Отсюда я пройду пешком, — сказал я. — Мне нужно немного размяться.

ГЛАВА 14

Мы насладились роскошью двух суток отдыха.

В понедельник мы с Джилли прогулялись по городу. Я надел знакомую старую одежду, которая стала заметно более свободной с тех пор, как я носил ее в последний раз. Нам хотелось просто бесцельно послоняться, но все кончилось тем, что мы непрерывно натыкались на ребят, чьи лица были покрыты неестественным для зимы загаром, и обменивались друг с другом жуткими рассказами.

Во вторник ко мне приехала Кэти, и мы провели день у видика, в обществе Робина Гуда и лихо отплясывали вместе с Маленьким Джоном, высоко вскидывая ноги.

В среду пришла пора садиться за работу.

Командование полка хотело узнать, что произошло и почему, и выяснить, какой урок можно извлечь из случившегося для будущих операций. Мы впятером сидели в окружении карт и фотографий аэрофотосъемки и собирали воедино все подробности наших действий, начиная с того момента, как мы получили приказ, и до нашего освобождения.

Мы навестили вдов и семьи погибших. Стэн и Крис пробыли полдня со вдовой Винса и двумя его братьями, рассказывая им о случившемся и стараясь их утешить. Я навестил вдову Быстроногого и обнаружил, что она отнеслась к случившемуся довольно спокойно, внимательно меня выслушав. Встреча с ней мне очень помогла. Я мог рассказывать обо всем, что с нами случилось, не скатываясь поминутно на «ну ты успокойся».

Шестнадцатого марта мы на пару дней уехали в Абердовей, местечко, куда мы с Джилли отправились, когда только познакомились. После первой поездки Джилли сказала, что для нее это был самый хороший отдых. Она надеялась, что то же самое произойдет и сейчас, однако мы оба сознавали, что теперь все будет по-другому. Ничего определенного мы сказать не могли, однако в наших отношениях возникла какая-то напряженность. Досрочно прервав отдых, мы отправились в Богнор навестить мать и сестру Боба. Смерть сына и брата явилась для них тяжелым ударом. Они даже не знали, что он служил в полку — как и отец Боба, после развода живущий отдельно. Узнав скорбную новость, он вынужден был закрыть на время свой ресторан в Лондоне — ему стало физически плохо от горя.

Разбор операции продолжался около трех недель. После этого нас снова навестил Гордон Тернбулл, и мы просидели два часа в офицерской столовой, разговаривая о самых разных вещах. Вместе со своим помощником он провел с нами небольшой тест, оценивая степень нашего стресса. Оценка десять является граничной, все, что выше, говорит об эмоциональном смятении. Все мы набрали по одиннадцать баллов. Сам Гордон набрал тринадцать.

В конце концов мы решили, что наши жены и подруги психологически травмированы случившимся гораздо больше нас. Им пришлось перенести многое: муки неопределенности, которыми они ни с кем не могли поделиться, страдания, вызванные известием о том, что нас практически наверняка больше нет в живых, — и всего через несколько дней после этого они увидели наши лица на экране телевизора. Гордон Тернбулл отдельно провел один сеанс с ними, подробно объяснив симптомы посттравматического стресса.