Браво-Два-Ноль

Обязанность каждого, кто идет в цепочке, заключается в том, чтобы передавать сообщения вперед или назад, а если ты останавливаешься, убедиться в том, что тот, кто шел перед тобой, также остановился. Каждый должен знать, кто находится перед ним, а кто — за ним. И следить за тем, чтобы они всегда были рядом. Так что это мы с Винсом были виноваты в том, что головная часть нашей цепочки не остановилась. Мы оба не выполнили то, что должны были сделать: Винс не передал вперед приказ остановиться, я не проверил, что он остановился.

Теперь мы ничего не могли с этим поделать. Мы не могли вести визуальные поиски, потому что прибор ночного видения был только у Криса. Нельзя было и кричать, поскольку мы не знали, что находится вокруг нас. И мы не могли зажигать огонь — это требование было категоричным. Так что нам оставалось лишь двигаться по азимуту, надеясь, что рано или поздно остальные трое остановятся и станут нас ждать. Существовала большая вероятность того, что мы встретимся.

Я чувствовал себя ужасно. По сути дела, нам не удалось установить связь с самолетом. А теперь, что еще хуже, мы потеряли троих членов разведгруппы — из которых двое были больны. Я злился на себя, злился на судьбу. Черт побери, ну как я мог допустить такое?

Должно быть, Боб понял, о чем я думаю, потому что он сказал:

— Что сделано, то сделано. Идем дальше. Будем надеяться, что встретимся с ребятами.

Его слова мне очень помогли. Боб был прав. В конце концов они уже взрослые мальчики и смогут сами разобраться, что к чему.

Мы снова пошли на север по азимуту. Леденящий ветер пронизывал насквозь наши тоненькие камуфляжные костюмы, предназначенные для условий пустыни. Через два часа усердной ходьбы мы достигли магистрали и пересекли ее. Следующей нашей целью стала грунтовая дорога, проходящая дальше к северу.

По пути мы дважды встречали поселения, но оба раза беспрепятственно обходили их стороной. Вскоре после полуночи вдалеке мы услышали шум. Мы начали стандартный маневр обхода того места, откуда он доносился, и вскоре наткнулись на расставленные кругом бронемашины, за которыми высился лес антенн. На мгновение стало видно лицо часового, прикурившего сигарету. Наверное, он должен был охранять лагерь, однако он уютно устроился в кабине грузовика. Это был или какой-то военный объект, или временная позиция. В любом случае нам следовало обойти ее стороной.

Крис с ребятами не могли наткнуться на нее, иначе мы бы услышали звуки боя.

Мы двигались дальше еще в течение минут двадцати. Все были на пределе. У нас за плечами остались восемь часов практически непрерывного движения. Нагрузка на ноги огромная. У меня ныли ступни. Я был полностью измотан.

У меня из головы не выходил самолет. Прошло уже несколько часов с того момента, как мы слышали голос летчика. Экипаж уже возвратился на базу, наслаждается кофе с булочками, а тем временем техники готовят самолет к новому вылету. Вот самый милый способ воевать. Летчики забираются в уютные, теплые кабины и летят к цели. Где-то далеко под ними, как им кажется, простирается черная пустота. И вдруг что они слышат? Голос старины-англичанина, который жалуется на то, что попал в задницу. Должно быть, это явилось для них большой неожиданностью. Мне очень хотелось надеяться, что у летчиков проснулось сострадание к бедолагам, торчащим на земле, и они решили хоть чем-нибудь им помочь. Я гадал, сообщили ли летчики о случившемся по радио сразу же, как только поймали наш сигнал, или же дождались возвращения на базу. Скорее всего произошло последнее. В любом случае с того момента прошло уже несколько часов, но до сих пор над нами больше не пролетел ни один самолет. Я не знал, какие правила существуют у американцев относительно проведения поисково-спасательных работ. Оставалось только надеяться, что летчики поняли: речь действительно идет об очень важном деле.

Я винил себя в том, что группа разделилась. Я чувствовал себя полной бестолочью и гадал, разделяют ли эту точку зрения остальные ребята. Мне вспоминалась одна речь фельдмаршала Слима,[10] которую я когда-то читал. По поводу умения командовать он сказал что-то в таком духе: «Если я руковожу сражением, все идет прекрасно, в полном соответствии с планом, и я побеждаю, — я великий полководец, отличный парень. Но для того чтобы понять, может ли человек командовать, он должен оказаться в полной заднице, когда на него начнут вешать всех собак». Теперь я прекрасно понимал, что имел в виду фельдмаршал. Я готов был пинать себя ногами, за то что не убедился в том, что у Винса в сознании зарегистрировались мои слова об остановке. По моему разумению, во всем был виноват я один. Всю дорогу на север я ломал голову, где еще я ошибся? Отныне все должно будет пройти без запинки. Я не имею права совершить больше ни одной ошибки.