Братик

Сугубо профессиональный подход Изи одновременно и восхищал, и ужасал меня. Ему было совершенно наплевать, каким образом и от кого Шурка получил побои и, что уж выбирать выражения, кто порвал ему задницу. Изю даже не волновало, если всю эту красоту сделал непосредственно лично я.

Он оставил мне инструкции и лекарства касательно Шурки, а затем без вопросов занялся моими собственными разбитыми руками и лицом - глупыми мелочами, о которых я сам, наверное, и не подумал бы.

Терпеливо снося, пока он промокал жгучим раствором мои ссадины, я все же не удержался от одного вопроса:

– Изя, а долго он будет таким… неживым?

– It depends, - передернул узкими хилыми плечами Изя. - У него шок. Со временем пройдет, но как скоро - это в целом зависит от тебя и твоего обращения с ним.

Уже в дверях, после получения соответственной суммы денег, он коротко уточнил, что же имел в виду:

– Будь с ним, как бы это сказать… помягче, Стас. Если что, звони.

Я только кивнул.

Даже самому себе я не смел признаться, как пугала меня безмолвная недвижная кукла в моей постели. Впрочем, есть ли смысл заигрывать с совестью? Тем более, когда четко знаешь, кто во всем этом виноват.

– Ох, Шурка, - пальцы сами скользнули в спутанные волосы моей куколке, разбирая, расплетая перепутанные пряди. - И как же оно так вышло.

Шурка молчал, остановившиеся глаза пустым взглядом смотрели мимо меня в стену.

– Шура!

Так остро, почти болезненно захотелось обнять его, прижать к своей груди, крепко-крепко. Я виноват. Я! Шурка мой. Нет смысла просить прощенья. Просить пощады. Уже не изменить, не исправить, не оправдать, не вернуть того, что я сам разрушил.

Шурка.

Я сполз на пол у кровати, уткнулся головой ему в бок, как будто одно уже тепло его тела могло даровать мне столь желанное, столь незаслуженное прощение.

Я был бессилен и это убивало.

Убивало и убивало меня час за часом, пока я с ложечки поил его горячим чаем, как ребенка, предварительно остужая каждую порцию своим дыханием. Я кутал его в одеяла и растирал ладонями, но ничто не согревало его, а он замерзал. Я это чувствовал. Я это знал.

Я только не знал, что делать.

Изя вколол ему обезболивающие и оставил еще три ампулы, но велел этим не злоупотреблять, чтобы не приучить Шурку. Может быть, действие препарата уже прошло? Но по брату не скажешь, чтобы он мучился в корчах.

Поднявшись с пола, я как пойманный зверь метался по комнате, ежеминутно припадая к окну. Но и там не было мне спасенья - только небо затянутое низкими облаками, да нагие ветки с каждым порывом ветра будто хлестали меня по щекам.

Коротко промелькнула мысль использовать одну ампулку для себя, но она пропала почти сразу же. Недостойно нас думать такие мысли.

Брат.

Ангелом искупления, наконец, явилась уборщица-пенсионерка.

Приятная, опрятного вида бабушка с заранее заготовленными ведром и тряпкой. В общем-то, я, конечно, не собирался сам принимать участие в уборке (иначе не вызвал бы ее), но как-то так получилось, что я стал ей помогать. Я просто не мог быть наедине с Шуркой. Я не знаю, что бы я сделал. Было желание взять нож и резать себя в знак сожаления. Но мы же не самураи.

Да и Шурке легче от этого не станет.

Так или иначе, нашими с бабкой совместными усилиями ближе к полуночи несчастная квартира начала наконец приобретать более-менее нормальный вид. Мы договорились, что она придет завтра и тогда закончит.

Все, устал, с ног валюсь. Падаю в кровать к непохожему на живого Шурке, но мне уже все равно. Я так хочу спать.

Спать. Обнимать его.

Греть своим теплом.

Все будет хорошо, обещаю. Я все исправлю.

Обещаю.

А теперь спать…

ЭПОХА ЧЕТВЕРТАЯ

Эра убегающих песчинок. День - 0,36

Проснулся утром, протянул руку, а его нет. Мне, как из чайника кипятка за шиворот плесканули. Вскочил, куда бежать, не представляю. Изя вчера сказал, ему, мол, пока и ходить особенно не стоит. Швы могут разойтись. Да и потом…

Блиииииннн…

Спотыкаясь обо все подряд, я, полуслепой со сна, голый, вылетел в коридор. Дверь в туалете по-прежнему отсутствовала: вчера я так и не успел навесить ее обратно, так что братика я, слава тебе господи, нашел достаточно быстро.

Шурка страдал над унитазом, пытаясь помочиться. Я подошел ближе и сразу увидел их - четкие алые потеки на белизне только вчера отмытого кафеля. Кровь…

Первой мыслью было: «Почки ему, суки, отбили». Но об этом бы Изя мне сказал… А если нет, то откуда тогда кровь в моче?

Чтобы я хоть чего-то в этом понимал… Твою мать…

Чувствуя себя, как никогда, беспомощным и бесполезным, я оперся рукой о косяк, сам не зная, стоит ли мне войти туда или лучше подождать здесь, снаружи. Впрочем, сосредоточенный - нахмуренный лоб, суровые складки возле рта - Шурка меня, казалось, даже и не заметил. Не обернулся, ничего не сказал.

Просто стоял и медленно, мучительно, пытался сделать свое дело.