Брат мой, враг мой

Однако, когда пришла Марго, показывать было нечего – все схемы были снова разобраны, так как сразу же после утренней пробы братьями овладела жажда дальнейших усовершенствований. Марго застала в мастерской одного Дэви. Она приготовилась было к обороне, но, узнав, что Кен ушел, сразу сникла, и не столько от облегчения, сколько от разочарования.

– И почему это он из всего делает драму! – вздохнула она. – Не всё ли равно, пришла бы я тогда или сейчас.

– Не прикидывайся дурочкой. Марго. Ты же знала, что так будет.

– Конечно, знала. С той минуты, как он мне утром позвонил, я всё время думала, что будет, когда я приду, – я даже устала от этих мыслей. В конце концов, ведь и там у меня тоже был важный день. Ты-то понимаешь это, правда, Дэви?

– Разумеется, понимаю, только иногда мне совершенно наплевать на всё.

– Ну а мне что прикажешь делать? – воскликнула Марго. – Если я не откликаюсь тотчас же на каждый его зов, он начинает думать, что я его не люблю.

– А ты его любишь?

– Неужели ты думаешь, что я была бы с ним, если б не любила?

Дэви посмотрел на неё наигранно мрачным, скептическим взглядом.

– Хотел бы я это понять, – сказал он.

– Когда-нибудь я тебе объясню, – ответила Марго и прошлась по мастерской с бесцельной торопливостью, явно желая поскорее уйти. – Ну, раз нечего смотреть, пошли отсюда. Но ты говоришь – прибор работает?

– Работает, – заверил её Дэви. – По крайней мере в пределах наших требований. Основной принцип верен. Мы доказали это нынче утром. Теперь наша задача – добиться передачи изображения какого-нибудь движущегося предмета.

– А в чём же затруднение?

– В свете, – сказал Дэви. – Идем, я тебе покажу.

Передающая трубка по-прежнему находилась в первоначальном положении. Прямо перед небольшим диском на конце трубки находилась похожая на паутину конструкция подвижных держателей. Дэви показал Марго стеклянный квадратик размером в три дюйма, на котором был нарисован крест.

– Мы передавали изображение вот этого креста, – сказал он. – Но нам пришлось освещать его двумя вольтовыми дугами. Вот так.

Он поставил дуговую установку на расстоянии шести дюймов от держателей; дуги напоминали две руки, протянувшие цепкие пальцы к слепой орбите объектива.

– Если нам удастся сделать схемы ещё более чувствительными, тогда не понадобится такого яркого света. Над этим-то мы сейчас и бьемся, но пока что дальше не двинулись.

– А потом что?

Дэви пожал плечами.

– А потом будем работать в каком-нибудь другом направлении. У тебя есть идеи на этот счет?

– Ну, куда мне, – засмеялась Марго. – Я уже давным-давно отстала от вас. Ты не знаешь, куда пошел Кен? Мы могли бы позвонить ему и где-нибудь встретиться…

Грустная улыбка Дэви стала мягко-укоризненной.

– Слушай, Марго, ты ведь знала, что делаешь, когда отказалась прийти утром.

– Да, но…

– Ну, так и не сдавайся, детка, не сдавайся.

– Тебе легко говорить, – жалобно сказала Марго, идя к двери.

Дэви последовал за ней, и улыбка слегка искривила его губы.

– Ты так думаешь? Значит, ты уже не так чутка, как бывала прежде. Либо ты просто ничего не хочешь замечать.

Марго невольно взглянула на брата, но тот уже отвернулся; так они и шли – рядом, но не вместе.

«И так мы живем уже давно, – подумал Дэви, – рядом, но не вместе».

После успешной передачи неподвижного изображения весь штат мастерской был окрылен вдохновением. Казалось, самый воздух был насыщен стихийной изобретательностью, и атмосфера в мастерской стала веселой, как на вечеринке. Её не мог омрачить даже короткий холодный визит Брока. Банкиру, разумеется, показалось, что в мастерской царит полный ералаш, но все были так уверены в успехе, что его недовольство только смешило их. Дайте им неделю, одну только неделю!

Дэви никогда ещё не видел, чтобы Кен работал с такой одержимостью, и не знал, чему это приписать, пока однажды вечером, решив прибрать в конторе, не увидел пачки газет за четыре дня, согнутых пополам на страницах, где печаталась хроника.

Дэви презрительно сунул газеты в корзинку для бумаг; в это время вошел Кен. Дэви крепко сжал губы.

– Ты хоть раз в жизни, – с горечью сказал он, – можешь сделать что-нибудь ради самого дела?

Улыбка застыла на растерянном лице Кена.

– Ты о чём? – спросил он.

– О тебе! Ведь тебя не работа интересует. Ты нас всех впутал в эти проклятые авиационные гонки. Ты о них только и читаешь. Волрат спит и видит, как бы победить, а ты спишь и видишь, как бы обскакать Волрата!

Кен уже почти не улыбался, а в глазах его мелькнули обида и вызов.

– Не всё ли тебе равно, раз мы делаем успехи?

– Знаешь что, мне нужно, чтобы мой компаньон относился к работе так же, как и я, а не использовал общее дело для дуэли с человеком, который находится за тысячу миль отсюда. А если Волрат завтра разобьется? Что тогда тебя будет подстегивать? Или, может, ты просто бросишь работу?

Кен засмеялся и снова стал добродушным.

– Работу я брошу ровно на столько времени, сколько понадобится, чтоб отпраздновать смерть Волрата. Не беспокойся о своем компаньоне, Дэви. Я работаю из других побуждений, чем ты, вот и всё.