Бранкалеоне

Этот человек начал ссужать деньги под проценты и так наживал понемногу; он исповедался, но не находил священника, который бы пожелал отпустить ему грехи, если не возместит неправедно взятое и не оставит своего промысла. Покамест он подумывал возместить убытки, вспомнился ему один знакомец, который много лет был ростовщиком, и хотя исповедался, однако упорствовал в ростовщичестве; итак, он пошел навестить этого знакомца и сказал: «Братец, я не нахожу священника, согласного отпустить мне грехи, оттого что я промышляю лихоимством. Я знаю, что ты занимаешься тем же и часто исповедаешься; пожалуй, скажи мне, кто твой духовник, ибо я хочу пойти к нему за отпущением». Тот, наделенный воровским злонравием, приметил откровенность, с какою его гость изъяснялся, а потому первым делом спросил, говорит ли он, пришед к духовнику, что промышляет ростовщичеством. «Неужели ты думаешь, — отвечал тот, — что я не объявляю всех моих грехов?» «О, ты не найдешь такого, — сказал ростовщик, — кто даст тебе отпущение, если ты в этом признаешься; я это утаиваю от моего духовника, потому он мне и отпускает». «Не дойду я до такого кощунства, — молвил тот, — чтобы не исповедать всех моих грехов; я предпочту лишиться всего добра, сколько есть его в свете, чем терпеть ущерб для моей души».

Так вот и я говорю: я ничуть не намерен подражать этому гнусному ростовщику. Посему, будучи уверен, что духовник не отпустит мне воровства, я намерен довольствоваться бедностью, хотя вовек не угнездится в моем сердце любовь к богатым.

В беседу вмешался огородник и сказал:

— Братцы мои, я не хотел бы, чтобы мы сейчас заводили такие споры, но чтобы рассуждали о чем-нибудь приятном, затем что у нас есть для того досуг, и рассказали какую-нибудь повесть, вместе остроумную и полезную, то есть подающую вместе с наставлением и удовольствие. И с вашего позволения я буду первый; вот послушайте-ка.

Мой отец, будучи в тех летах, когда человек в особенности наклонен праздномыслить, пожелал пуститься по свету, пока не опутали его заботы о жене и детях. Слыша, что в Ломбардии всякого богатства в избытке, отчего все чужеземные народы спешат в эти края, дабы хорошенько наполнить утробу, позволил и он своему желанию увлечь его туда. Прибыв в ту страну, он скоро раскаялся, ибо увидел, что опоздал к трапезе, так как солдаты живо опустошили горшки и блюда. Итак, находя себя в стесненном положении и видя, что вздохи ему не помогают[81], он положил намеренье пристать к какому-нибудь хозяину и, долго покружив думами, выбрал одного, не вовсе ощипанного солдатской прожорливостью. Тот охотно принял моего отца в дом, потому что знал его за человека речистого (он тешился тосканским наречием), а еще потому, что отец был уроженцем нашего края, где люди живут в воздержности: ведь хозяева неохотно берут в дом слуг, которым на еду и питье истратится больше, чем бы им хотелось, поэтому, если попадаются им слуги воздержного нрава, почитают это за большую удачу.

Этот дворянин часто ездил ко двору государя того города, где он жительствовал, а этот государь, видя любезнейшие его услуги, употреблял его в разных делах, так что он сновал туда-сюда без устали, а с ним и отец мой не знал покоя. Дворянин то и дело жаловался, что у него дел чрез меру, отчего мой отец однажды сказал ему:

«Мессер, вы жалуетесь напрасно, ибо можете уладить ваши дела, когда и как захотите, а если не можете отделаться от государя откровенно, подберите какой-нибудь выдуманный предлог. Помнится мне, был во Флоренции один знатный человек, по прозванью Сварливец (имя, прежде принадлежавшее одному доблестному военачальнику[82]), ибо он искал свар и приключений, чтобы казаться особой влиятельной и весьма отважной, из тех, что держат мир на раменах[83]. В доме его было несколько слуг, коим он непрестанно задавал работу, а среди них — письмоводитель или секретарь, с прекраснейшим почерком, а потому его донимали больше всех, так что он вынужден был распрощаться с этим домом. Оставшись без него, хозяин помыслил передать эту должность другому домочадцу, умевшему писать, но тому, видевшему чужой пример, эта забава пришлась не по нраву. Он, однако, не хотел прямо отказываться, но рассчитывал добиться своего без неприятностей, а потому начал писать письма так небрежно, выводя буквы навроде немецких, так что хозяин не пожелал больше такой службы и позволил ему вернуться к прежней должности.

Так можете поступить и вы: покажите несколько раз свое нерадение или пустите самотеком какое-нибудь из дел, на вас возложенных, и тогда, несомненно, господин отпустит вас отдохнуть. Но если хотите усердствовать, будьте уверены, что никогда с этим не покончите. А если этот способ вам не нравится, притворитесь иной раз больным и под предлогом побыть на свежем воздухе удалитесь в вашу усадьбу, чтобы государь, вас не видя, о вас позабыл. В самом деле, напрасно вы не уедете и не насладитесь сладостным покоем: коли вкусите его, поверьте мне, будете ценить его превыше милости любого государя».