Бран Мак Морн: Последний король

Он поплыл быстрее, не испуганный, но настороженный. Его ноги коснулись отмели, и он выбрался вброд на пологий берег. Оглянувшись, он увидел, что вода закружилась и утихла. Он покачал головой, выругавшись. Он не придал значения древней легенде, которая превращала Дагонз-Мер в логово безымянного водного монстра, но теперь у него было ощущение, что его спасение было незначительным. Изношенные временем мифы древней земли обретали форму и оживали на его глазах. Какая первобытная форма скрывалась под поверхностью этого предательского озера, Бран не мог догадаться, но он чувствовал , что у фенменов, в конце концов, были веские причины избегать этого места.

Бран облачился в свои одежды, сел на черного жеребца и поехал через болота в унылом багровом свете заката, завернув Черный камень в свой плащ. Он поехал не к своей хижине, а на запад, в направлении Башни Траяна и Кольца Дагона. Когда он преодолел разделявшие их мили, красные звезды погасли. Полночь миновала безлунной ночью, а Бран все ехал дальше. Его сердце горело от предвкушения встречи с Титом Суллой. Атла злорадствовала, предвкушая, как римлянин будет корчиться под пытками, но пикту в голову не приходило ничего подобного. У правителя должен быть шанс с оружием в руках – с собственным мечом Брана он должен сразиться с кинжалом пиктского короля и жить или умереть в соответствии со своей доблестью. И хотя Сулла был известен во всех провинциях как фехтовальщик, Бран не сомневался в исходе.

Кольцо Дагона лежало на некотором расстоянии от Башни – мрачный круг из высоких грубых камней, установленных вертикально, с грубо вытесанным каменным алтарем в центре. Римляне смотрели на эти менгиры с отвращением; они думали, что их воздвигли друиды; но кельты предполагали, что их установил народ Брана, пикты, – и Бран хорошо знал, чьи руки воздвигли эти мрачные монолиты в незапамятные времена, хотя по каким причинам, он лишь смутно догадывался.

Король не поскакал прямо на Ринг. Его снедало любопытство относительно того, как его мрачные союзники намеревались выполнить свое обещание. Он был уверен, что они могли вырвать Тита Суллу из самой среды его людей, и он верил, что знает, как они это сделают. Его грызло странное предчувствие, как будто он вмешался в силы неизвестной широты и глубины и высвободил силы, которые не мог контролировать. Каждый раз, когда он вспоминал это рептильное бормотание, эти раскосые глаза прошлой ночью, по нему пробегало холодное дыхание. Они были достаточно отвратительны, когда его народ много веков назад загнал их в пещеры под холмами; во что превратили их долгие века регресса? Сохранили ли они в своей ночной, подземной жизни вообще какие-либо человеческие качества?

Какой-то инстинкт подсказал ему поскакать к Башне. Он знал, что находится рядом; если бы не густая тьма, он мог бы ясно разглядеть ее четкие очертания на горизонте. Даже сейчас он должен быть в состоянии смутно разобрать это. Неясное, вызывающее дрожь предчувствие потрясло его, и он пришпорил жеребца быстрым галопом.

И вдруг Бран пошатнулся в седле, как от физического удара, настолько ошеломляющим было то, что предстало его взору. Неприступной башни Траяна больше не было! Изумленный взгляд Брана остановился на гигантской груде развалин – разбитого камня и раскрошенного гранита, из которых торчали зазубренные и расщепленные концы сломанных балок. В одном из углов развалюхи из обломков каменной кладки возвышалась башня, которая пьяно накренилась, как будто ее фундамент был наполовину срезан.

Бран спешился и пошел вперед, ошеломленный недоумением. Ров был местами завален упавшими камнями и обломками стены, облицованной цементным раствором. Он пересек его и очутился среди руин. Он знал, что всего за несколько часов до того, как флаги зазвучали под боевой топот закованных в железо ног, а стены отозвались эхом от лязга щитов и громогласных труб, воцарилась ужасающая тишина.

Почти под ногами Брана корчилась и стонала сломанная фигура. Король наклонился к легионеру, который лежал в липкой красной луже собственной крови. Пикту хватило одного взгляда, чтобы понять, что человек, ужасно раздавленный, умирает.

Приподняв окровавленную голову, Бран поднес свою флягу к расплющенным губам, и римлянин инстинктивно сделал большой глоток, глотая сквозь расколотые зубы. В тусклом свете звезд Бран увидел, как его остекленевшие глаза закатились.

“Стены пали”, - пробормотал умирающий. “Они рухнули, как небеса, обрушившиеся в судный день. О Юпитер, с небес посыпались осколки гранита и град мрамора!”

“Я не почувствовал землетрясения”, - озадаченно нахмурился Бран.

“Это было не землетрясение”, - пробормотал римлянин. “Перед прошлым рассветом это началось, слабое, неясное царапанье и царапанье далеко под землей. Мы, гвардейцы, слышали это – как крысы роют норы или как черви роют землю. Титус смеялся над нами, но весь день мы слышали это. Затем в полночь Башня задрожала и, казалось, осела - как будто срыли фундамент ... ”