Бракованный

Он провел в клетке всю осознанную жизнь и часто мечтал о том дне, когда вырвется на свободу.

Зверь думал, что опьянеет от этой свободы и своей радости.

А оказалось, что он настолько привык быть взаперти, что даже сейчас предпочитал спать не под открытым небом, а в расщелине, где нашел углубление для себя.

Он помнил, что снег должен быть холодным, но холода уже очень давно не чувствовал.

Он знал, что огонь от костра должен согревать, но в тепле уже не нуждался.

Зверь был универсальным солдатом, которого выводили, как особенную породу, о которой было неизвестно ничего и никому.

Только те люди в лаборатории знали о них.

Сначала ему подобных было около пятидесяти.

Каждый подписал бумаги и был проверен на то, что его никто не будет искать.

После первых лабораторных манипуляций погибла почти половина.

Никто не жалел биоматериал.

Трупы просто сожгли и вычеркнули выбывшие цифры, присвоенные каждому.

Затем их было около двадцати, и каждого держали в отдельной камере.

Зверь смутно помнил, как менялось его восприятие мира от одной лабораторной манипуляции к другой.

Сейчас ему казалось, что он всегда слышал голоса на километры вокруг и мог видеть в темноте.

Что он всегда ощущал эмоции людей вокруг и поэтому ему не нужны были слова вовсе.

Достаточно было молчать и обонять.

На этом этапе их осталось двенадцать.

Самые сильные.

Самые выносливые физически.

А потом их посадили в одну клетку.

- Кормите их в одно время раз в несколько дней. Бросайте тушу в клетку. Пусть победит сильнейший. Самые слабые отсеются сами и погибнут от голода.

Зверь слышал эти слова, хотя люди говорили на несколько этажей наверху и понимал, что их судьба предрешена.

Что-то пошло не так, и сейчас они стали не нужны.

Люди словно развлекались, наслаждаясь тем, что яды и наркотики, которые распылялись ежечасно, оставляли ему подобных слишком слабыми, чтобы сломать удерживающие путы, а затем разнести стены.

В этой чертовой клетке они привели еще много месяцев, сражаясь между собой за еду и оголяя свои инстинкты так, что умирало все человеческое, что еще теплилось где-то внутри.

Они уже давно не говорили между собой.

Только рычали и по-звериному ощущали эмоции друг друга – тех, кто сдавался, уставал от борьбы или хотел умереть.

Зверь и сейчас не стремился говорить.

Понимал, что это необходимо делать, но желания не испытывал.

Он уже не помнил значения многих слов, поэтому предпочитал слушать, и все так же ощущать эмоции, которые говорили куда больше слов.

- Осталось пятеро. Нужно придумать что-то новое. Еда уже не так будоражит их. Не говоря ни слова они стали делить ее между собой практически поровну.

- Это странно.

- И нам совсем не на руку.

- Мы можем попробовать новую программу. Я почти понял…

- Без Элерта это бессмысленно! Никто из вас не обладает нужными знаниями!

- Тогда не проще убить их и свернуть программу маяка?

- Убить их мы всегда успеем. А пока занимайтесь своими делами. Выявляйте новые возможности в манипулировании и инстинктах! Или следующими, кто умрет и сгорит в печи заживо - будете вы сами!

- Но что мы можем сделать? Еда уже не стимул…

- Бросьте им женщину!

Женщина.

Многие слова зверь уже давно позабыл.

Иногда некоторые вспыхивали в нем волной странных мурашек, но тут же скрывались в лабиринтах памяти, где так легко все терялось и забывалось.

В этой страшной бессмысленной борьбе за выживание не было места размышлениям и памяти.

Были важны одни лишь оголенные инстинкты.

У кого они были сильнее, а реакция быстрее – тот оставался жив.

И побеждал.

Раз за разом.

Настолько сильных и выносливых зверей было всего двое, и каждый понимал, что должен остаться лишь один лидер. Один альфа в этой группе, который подчинит себе всех и встанет безраздельно во главе пищевой цепочки в этой клетке и в рамках этого дикого эксперимента.

Иногда это слово всплывало в уставшем напряженном сознании зверя.

«Женщина».

Должно быть, это было что-то приятное и волнующее.

Иногда он прислушивался к тому, что говорят гребаные извращенцы в белых халатах на верхних этажах, и отчетливо ощущал в них возбуждение.

Они ждали новой волны развития сюжета в этой кровавой битве и потирали от нетерпения руки в предвкушении чего-то грандиозного и глобального.

Иногда он ощущал это же возбуждение от других зверей, себе подобных.

Кто-то тоже ждал.

Потому что помнил, понимал. И хотел.

Очень сильно хотел.

Зверь ничего не спрашивал.

Он лениво наблюдал за всем происходящим со своего угла клетки, которое занял и отвоевал у тех, кто слабее.

Он набирался сил, чтобы победить второго зверя и стать альфой.

Медленно, размеренно, не делая резких движений и не выдавая своих эмоций по максимуму.

У него был план, и пока все шло хорошо.

По крайней мере, в рамках тех условий, в которых он находился.

Несколько дней после этого разговора было тихо.

Зверь десятки лет не видел солнца, но точно знал минуту, когда оно встает из-за горизонта и скрывается за ним.

Зверь чувствовал смену погоды, ветра и жару, даже если не знал слов, которые описывают эти природные явления.