Главный посыл новой морали, в котором она отличается от традиционной пуританской морали, таков: мы верим, что инстинкт следует развивать, а не подавлять. Если рассуждать с этой точки зрения, наша позиция наверняка заслужит широкое признание большинства мужчин и женщин, но станет приносить практическую пользу, только если будет принята во всей полноте и ее будут внедрять в общество с ранних лет. Если в детстве инстинкт подавляется, а не развивается, он будет подавляться и в более старшем возрасте, поскольку станет проявляться в крайне нежелательных формах. Мораль, которую я предлагаю, не сводится к тому, чтобы говорить взрослым и подросткам: «Следуйте своим побуждениям и живите, как вам заблагорассудится». Нет, в жизни необходима последовательность и цельность; нужны непрерывные усилия, направленные на желаемый результат, далеко не очевидно благоприятный и не всегда привлекательный; нужна забота о ближних; нужны некие нормы добродетели. При этом я не могу признать самообладание желаемым результатом, и мне очень хочется, чтобы наши институции и наша мораль низводили потребность в самообладании до минимума, а не возводили ее в максимум. Полагаться на самообладание – все равно что дергать в поезде стоп-кран. Тормоз полезен, когда понимаешь, что движешься не в том направлении, но вреден, если направление выбрано правильно. Никто ведь не скажет, что поезд всегда должен ехать на тормозах, однако внушаемая нам привычка к самоконтролю тормозит вдохновляющую нас жизненную энергию. Самоконтроль побуждает расходовать эту энергию впустую, на внутренние метания, а не на деятельность вовне, и потому всегда вызывает сожаление (хотя порой он действительно необходим).
Степень, в которой самоконтроль необходим в жизни, зависит от раннего осознания инстинкта. Детские побуждения способны вести к полезной или вредной деятельности, как пар в локомотиве способен доставить нас к месту назначения или пустить под откос вследствие аварии. Задача образования заключается в том, чтобы направлять инстинкт туда, где он сможет развиваться с пользой для общества. Если эта задача успешно решается уже в ранние годы жизни человека, мужчина или женщина, как правило, живут деятельной жизнью, прибегая к строгому самоконтролю разве что в редчайших кризисных ситуациях. Если, с другой стороны, раннее образование сводится преимущественно к простому подавлению инстинкта, действия, к которым инстинкт побуждает человека в дальнейшей жизни, будут как минимум отчасти вредными, следовательно, придется постоянно сдерживать себя через самоконтроль.
Эти общие соображения выглядят особенно значимыми для сексуальных побуждений вследствие остроты последних и вследствие того, что они являются предметом пристального внимания традиционных моралистов. Большинство этих моралистов полагает, будто без строжайшего обуздания наших сексуальных желаний мы впадем в повседневный блуд, анархию и разврат. На мой взгляд, это представление восходит к мнению тех, кто с ранних лет усваивал запреты, а впоследствии пытался их игнорировать. У таких людей усвоенные запреты продолжают действовать, даже когда сами эти люди с ними не справляются. То, что принято называть совестью (внерассудочное, более или менее бессознательное принятие ценностей, усвоенных в раннем детстве), побуждает чувствовать, что условности отвергают нечто порочное, и это чувство может сохраняться, несмотря на интеллектуальные доводы в пользу обратного. Тем самым личность как бы раскалывается, инстинкт и рассудок больше не идут рука об руку, инстинкт становится банальным, а рассудок – анемичным. В современном мире налицо всевозможные проявления недовольства традиционным воспитанием. Наиболее распространено недовольство тех, чей интеллект признает этическую правоту морали, усвоенной в детстве, но кто понимает, с большим или меньшим сожалением, что недостаточно героичен, чтобы жить в соответствии с этими заповедями. Таким людям мало что можно посоветовать. Будет лучше, если они сумеют изменить либо свою жизнь, либо свои принципы и добиться гармонии между ними.