– Ешьте, – сказал он. – Ну же, ешьте.
Неожиданно Дэллоу усмехнулся.
– У него пропал аппетит, – заявил он, а сам стал набивать себе рот рыбой.
Все они говорили тихо, слова их терялись среди звона тарелок и беспрерывного плеска моря. Кьюбит последовал примеру Дэллоу, и только седой Спайсер не хотел есть. Он упрямо смотрел перед собой; его мутило.
– Дай мне выпить, Пинки, – попросил он. – Я не могу проглотить эту дрянь.
– Сегодня ты не будешь пить, – возразил Малыш. – Давай ешь.
Спайсер положил в рот кусочек рыбы.
– Я буду блевать, – сказал он, – если поем.
– Ну и блюй, – ответил Малыш. – Блюй, если хочешь. Только для этого у тебя кишка тонка. – Он обратился к Дэллоу: – Ну как, все сошло гладко?
– Великолепно, – сказал Дэллоу. – Мы с Кьюбитом пришили его. А карточки отдали Спайсеру.
– Ты разложил их как следует?
– Конечно, разложил, – ответил Спайсер.
– По всей набережной?
– Конечно, разложил. Не понимаю, почему ты шумишь из-за этих карточек.
– Ничего ты не понимаешь, – сказал Малыш. – Ведь это алиби, ясно? – Он понизил голос и прошептал, наклонившись над рыбой: – Доказательство, что он выполнил программу. По ним будет видно, что он умер после двух. – Он опять заговорил громче: – Слышите? Ясно?
Где– то далеко в городе заиграли куранты и пробили дважды.
– А если они уже нашли его? – спросил Спайсер.
– Тоща нам труба, – сказал Малыш.
– А как с той бабой, что была с ним?
– На нее нам плевать, – сказал Малыш. – Это просто шлюха – он дал ей полфунта. Я видел, как он давал ей бумажку.
– Все-то ты замечаешь, – с восхищением сказал Дэллоу. Он налил себе чашку крепкого чая и положил в нее пять кусков сахара.
– Я все замечаю, когда делаю что-нибудь сам, – возразил Малыш. – Куда ты положил карточки? – спросил он Спайсера.
– Одну я оставил в кафе Сноу, – ответил тот.
– Как? В кафе Сноу?
– Ведь он должен был где-то поесть, да? Так написано в газете. Ты сказал, чтобы я делал все, как в газете. Было бы странно, если бы он ничего не ел, правда? А он всегда кладет одну карточку там, где ест.
– Еще более странно было бы, – возразил Малыш, – если бы официантка заметила, что лицо у тебя не Колли Киббера, а сразу после того, как ты ушел, нашла бы карточку. Куда ты положил ее в кафе?
– Под скатерть, – ответил Спайсер. – Он всегда так делает. После меня за тем столом перебывает много народу. Она не догадается, что это не он положил карточку. Я думаю, она найдет ее только вечером, когда будет снимать скатерть. Может быть, это будет уже другая девушка.
– Иди обратно, – сказал Малыш, – и принеси сюда карточку. Я не желаю рисковать.
– Не пойду, – чуть громче сказал Спайсер, и опять все трое в молчании уставились на Малыша.
– Пойди ты, Кьюбит, – сказал Малыш. – Может быть, ему и лучше там больше не показываться.
– Только не я, – возразил Кьюбит. – Вдруг они уже нашли карточку и увидят, что я ищу ее. Лучше рискнем и оставим все как есть, – шепотом настаивал он.
– Разговаривайте нормально, – напомнил Малыш, когда официантка снова направилась к их столику, – нормально говорите.
– Хотите еще чего-нибудь, ребята? – спросила она.
– Да, – ответил Малыш, – мы хотим мороженого.
– Брось это. Пинки, – запротестовал Дэллоу, когда девушка отошла от них, – мы не хотим мороженого. Что мы, шлюхи, что ли?
– Если не хочешь мороженого, Дэллоу, – сказал Малыш, – пойди в кафе Сноу и достань карточку. Что у тебя, смелости не хватает?
– Я думал, мы уже развязались со всем этим" – сказал Дэллоу, – я достаточно сделал. Я не из боязливых, ты это знаешь, но я здорово струхнул… Понимаешь, если его найдут раньше времени, соваться в кафе Сноу просто безумие.
– Не говори так громко, – напомнил Малыш. – Если никто больше не хочет идти, пойду я. Я не боюсь. Мне только иногда надоедает работать с такими трусами, как вы. Иногда я думаю, что лучше бы мне работать одному. – Послеполуденное солнце сияло над морем. – Кайт был настоящий парень, но Кайта уже нет, – сказал он. – За каким столом ты там сидел? – спросил он Спайсера.
– Как раз посредине. Направо от двери. Стол для одного человека. На нем стоят цветы.
– Какие цветы?
– Не знаю, какие. Желтые цветы, – ответил Спайсер.
– Лучше не ходи, Пинки, – сказал Дэллоу, – лучше брось это. Неизвестно, что может случиться.
Но Малыш был уже на ногах и своей деревянной походкой шел вдоль длинного узкого зала над морем. Невозможно было сказать, боялся ли он; его юное и в то же время старчески неподвижное лицо ничего не выражало.