— Не дрейфь, парень, — Косой хлопнул меня по плечу, один глаз его смотрел на меня, второй — вперился в сочное разнотравье. — Всё там путём. Как войдёшь — ныряй в лифт, электричество есть. А вот внизу надо поосторожнее.
— А сам ты
—
— Антон Васильевич просил?
— Само собой. Да и учёные за каждого пещерного просят. Хорошие деньги сулят. Только никто ещё не показывался. Ты иди.
Я глянул на индикатор. Сорок девять. Ниже уровня Авогадро. Быстро всё как. А может не сразу, может лучше по лесу побродить?..
— Ты, Олег Антонович, даже не думай шутить, — произнёс Косой. — У меня личная ответственность. Я должен дождаться, пока не спустится лифт.
В воротах темно, где лифт? Я протянул руку. И вдруг в глаза ударил свет. Я, оказывается, уже стоял в кабине. Никаких кнопок не было. Створки ворот плавно закрылись. Я поплыл в невесомости. Наконец, левитационная кабина остановилась неизвестно на какой глубине.
Действительно пещера. Небольшая. Рядом с лифтом сложены коробки и ящики. Тут же опёрлась о гранитный выступ хибара из пластика. И на крыше хибары прожектор светит.
Сухо и холодно. Тишина, совсем не такая, как наверху. Даже пещерный ручей беззвучен. Да, вон они, камушки, по которым Тупой Мартин пошёл без спроса.
Гнетёт меня этот свод. Поблёскивает искорками. А назад никак.
На третий день мой Индекс привязки упал до двадцати двух, уровня хлама. И я начал сереть. Весь.
На четвёртый день я потемнел и начал светиться. Бежать из пещеры мне уже не хотелось. Стало легко и безразлично.
Весил я уже как годовалый ребёнок. И ничего мне уже не хотелось — ни есть, ни спать.
И тогда я увидел светящуюся фигуру на том берегу ручья.
Призрак
Времени здесь нет. Времени для нас не существует. Нас много. Мы вечны, пока не иссякнут запасы радона и не перестанут фонить толщи гранита. А они не перестанут никогда.
Мы — единое целое. И мы различны. Теперь я знаю, что вакуум не хищник, просто закономерность природы. А человек и есть оператор рождения и уничтожения всевозможных квантов.
Мы создаём электромагнитные поля и поля ядерных сил. Но адронами мы ещё управлять не можем. Пока не стали призраками.
Мы называем себя светляками и общаемся фотонами. Это очень красиво, когда из области головы истекает струя кристально-голубого света, означающая мысли, а из области сердца — розовая, означающая чувства. И, соединяясь на устах, они образуют мерцание смыслов.
Раздражение нейронов вокруг наших деградирующих атомов провоцирует выброс допаминов и эндорфинов. Это забавно, ибо выражение «светиться от счастья» обретает для нас буквальность.
Мы общаемся с электромагнитным полем Земли и видим всё, что происходит на поверхности. По силовым линиям мы путешествуем внутренними полостями наших пещер.
Однажды приходил Косой. Он стоял у ворот. Долго. Мне вдруг захотелось с ним повидаться. Но Призрак его не впустил. Потому что всем в пещере управляет Призрак. А я не попросил.
Мы существуем, ибо масса вовсе не обязательный атрибут вещества. Не зря все калибровочные квантовые теории оперируют частицами без массы, и потому лагранжианы взаимодействия материи симметричны. А природа избыточна. Она стремится нарушить симметрию. И нарушает. Единственное физическое состояние, не обладающее симметрией — вакуум! В нём присутствует постоянный конденсат скалярного поля. И именно этот конденсат имеет размерность массы.
Теперь я точно знаю, что произошло в две тысячи двенадцатом году. Когда энергия встречных пучков протонов превысила семь тераэлектрон-вольт, при жёстких столкновениях стали возникать пары частиц хиггс-хиггисино. Хиггс — элементарный носитель массы. А хиггисино — его счастица. Элементарный носитель отсутствия массы. И никто не ожидал, что эта, сопутствующая хиггсовому бозону частица, окажется такой странной. Она стала замещать в адронах хиггсовы бозоны.