Божьи воины

С Бисклавретом они встретились в условленном месте позади пекарни на улице Гродской. Кроме сообщения, что Водные и Пжиленцкие ворота стерегут сильные отряды стражи, Бисклаврет принес слухи, в основном с фронта. Подтвердилось, что Прокоп ушел из-под Нисы, повел Табор на север, на Надодре. Миссия Горна и Дроссельбарта должна была пройти удачно, потому табориты не напали ни на Зембицы, ни на Стжелин, ни на Олаву. Этот факт широко комментировали, а мнения были различные. В соответствии с одними Ян Зембицкий и Людвик Олавский совершили преступление, поскольку, договорившись с еретиками, оказались не лучше предателя Болько Волошека и шпионов, повешенных на Мостовой башне. Однако были и такие, которые считали, что князья поступили разумно, сохранив договорами имущество и жизнь множества людей. Хорошо б, добавляли многозначительно, но тихо, если бы и другие проявили такой же ум. Второе мнение начало заметно перевешивать, когда до Клодзка дошла весть о разрушенном и полностью сожженном Немодлине, так как немодлинский князь Бернард, дядя Волошека, опрометчиво отказался договариваться с Прокопом Голым.

Однако больше и живее, чем табориты Прокопа, горожан занимали надвигающиеся с юга сироты. Дошедшие только что сообщения о сиротах вызвали в городе крупный переполох, поскольку из них следовало, что вся страна к югу от Клодзка полыхает огнем и разливается кровью, а гуситы неудержимо прут на север. Пала, рассказывали дрожащими голосами беженцы и очевидцы, считавшаяся неприступной крепость Гомоле, охраняющая Левинский перевал. Взяты и обращены в развалины две другие крепости, долженствовавшие сдерживать нашествие, — Щерба и Карпень. Пущены по ветру Левин, Мендзылесье, Шнелленштайн, Лёндек и многие села. Кто не убежал, тот пошел под нож, рассказывали бледные от ужаса беженцы и очевидцы, а жители Клодзка были в волоске от всеохватывающей паники.

Бисклаврет потер руки, но радость его была недолгой. На рынок он попал как раз в тот момент, когда к собравшейся толпе обратился Пута из Частоловиц. Рядом с ним стоял приор Фогсдорф.

— Necessitasinloco, spesinvirtute, salusinvictoria! — кричал Пута. — Клянусь здесь, пред вами, нашей Клодзкской Девой Марией и Святым Крестом, что не отступлю ни на шаг, защищу город либо полягу на его развалинах.

— Никого из вас, — без всякой напыщенности добавил приор Фогсдорф, — даже самого прераспоследнего слуги, не оставлю я без защиты. Никого. Клянусь этим Святым Крестом.

— Не повезло, — равнодушно отметил Бисклаврет. — Хуже мы попасть не могли. Чертов Пута sansperetsansreproche[224], в компании с встречающимся реже единорога мужественным и добропорядочным попом. Непруха!

— Непруха, — спокойно согласился Шарлей. — Нет, видать, нам счастья. Подведем итоги. Раскрыть какие-нибудь ворота не удастся. Вызвать панику среди защитников будет трудновато. Что остается?

— Убийство, — скривил рот француз. — Покушение. Террористический акт. Можно попытаться изъять Путу и приора. Положимся в этом на Рейневана, вчера вечером он в Желязне проявил талант...

— Довольно, — обрезал его Рейневан. — Больше об этом не хочу и слышать. Жду серьезных предложений. Что у нас остается?

— Поджог, — подал плечами Бисклаврет. — Разжигание пожара, вернее, пожаров. В нескольких местах одновременно. Но это тоже отпадает. Я за такое дело не возьмусь.

— Это почему ж?

— Рейневан, — голос француза был холоден, а взгляд еще холоднее, — можешь изображать из себя идейного борца, если хочешь, если думаешь, что это тебе к лицу. Можешь, если есть желание, бороться за Виклифа, Гуса, Бога, причастие subutraquespecie, благо народа и общественную справедливость. Но я — профессионал. Я хочу исполнить работу и остаться живым. Что, не дошло? Диверсионные пожары, чтобы они были эффективны, необходимо разжечь в самый момент штурма. Понимаешь?

— Я понимаю, — заявил Шарлей. — В самый момент штурма, когда уже нет возможности убежать. Те, что с нашей помощью захватят город, с энтузиазмом прирежут нас во время вошедшей в обычай победной резни.

— Можно договориться о каком-то знаке...

— Повесить себе, как Раав в Иерихоне, веревку из красных нитей? Слишком ты проповедей наслушался, парень. Не приплетай литературы к серьезным делам. Я поддерживаю Бисклаврета и говорю: я тоже не пойду на такой риск. Я тоже, напоминаю, профессионал. У меня даже несколько профессий. И каждая мне дорога. Настолько, чтобы любить и ценить свою жизнь.

— Есть, пожалуй, способ, — сказал после долгого раздумья Рейневан, — поджечь город, не подвергая опасности ценных шкур господ профессионалов.

— И ты его знаешь?

— Знаю. Потому что я, господа, — не профессионал.