—
— Конкретно, — повторил Горн, — Волочек пожелал получить пожизненные лены: Гуквальдов, Пжибора, Остравы и Френштата. Как мы решили, я ему это пообещал. Но ему показалось мало, он добивался Намыслова, Ключборка, Грыжова, Рыбника, Пщины и Бытома. Я пообещал их ему, брат Прокоп, поручившись твоим именем. Наверно, поспешил?
Прокоп Голый ответил не сразу. Опершись спиной о боевую телегу, он ел, не садясь, липовой ложкой черпал из горшка клецки, подносил ко рту. Молоко высыхало у него на губах.
За телегой и спиной Прокопа ревел и зверствовал пожар, огромным костром полыхал город Глухолазы, пылала как факел деревянная приходская церковь. Огонь пожирал крыши и стрехи, дым вздымался в небо черными клубами. Крики убиваемых не утихали ни на мгновение.
— Нет, брат, не поспешил. — Прокоп Голый облизнул ложку. — Ты поступил правильно, пообещав от моего имени. Мы дадим ему все, что обещано. Болеку полагается возмещение. За обиду. Потому что как-то так получилось, что Змрзлик и Пухала, пустив с дымом Белую и Прудник, с разгона спалили также и его любимый Глогувек. Мы подровняем ему этот ущерб. Большинство мест, которые он желает получить, все равно, по правде говоря, придется сначала захватить. Посмотрим при захвате, какой из Болека союзник. И наградим по заслугам перед нашим делом.
— И заслугам перед Богом, — вставил с полным ртом проповедник Маркольт. — Наследник Ополя должен принять причастие из Чаши и присягнуть четырем догматам.
— Придет и это время. — Прокоп отставил миску. — Кончайте есть.
На усах Прокопа засыхало молоко и мука от клецок. За спиной у Прокопа город Глухолазы превращался в пепелище. Убиваемые жители выли на разные голоса.
— Приготовиться к маршу. На Нису, Божьи воины, на Нису!
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ,
— Гус кацер, — скандировали первые шеренги епископской армии, построенной на Монашьем лугу. — Гус кацер! Гу! Гу! Гу!
Известие о идущих на Нису таборитах должно было дойти до вроцлавского епископа уже давно — и неудивительно, не так-то, пожалуй, просто совершить скрытный маневр армии, насчитывающей свыше семи тысяч людей и почти две сотни телег, — особенно если эта армия сжигает все поселения на трассе марша и вдоль нее, четко помечая свой путь пожарами и дымами. Следовательно, у епископа Конрада было достаточно времени, чтобы сформировать войско. Достаточно времени было и у клодзкого старосты, господина Путы из Частоловиц, чтобы прибыть с помощью. Собрав под своей командой тысячу сто коней конницы и почти шесть тысяч крестьянской пехоты, имея мощный резерв и тылы в виде вооруженных горожан и городских стен, епископ и Пута решили принять бой в поле. Когда Прокоп Голый явился к Нисе, он застал в районе Монашьего луга силезцев под оружием и штандартами, построенных и готовых к бою. И принял вызов.
Когда гейтманы проверили войско — а проверили они его быстро, — Прокоп приступил к молитве. Он молился спокойно и негромко. Не обращая никакого внимания на выкрикиваемые силезцами оскорбления.
— Гус кацер! Гус кацер! Гу! Гу! Гу!
— Господь, — говорил он, сложив руки. — Владыка всех Сил Небесных. К Тебе обращаем мы молитвы наши... Будь нашим щитом и защитой, оплотом и твердыней в опасностях войны и разливе крови. Да пребудет с нами, грешными людьми, милость Твоя.
— Сыны дьявола! Сыны дьявола! Гу! Гу! Гу!
— Отпусти нам вины и прегрешения наши. Вооружи силой войско. Пребудь с нами в бою, дай нам отвагу и мужество. Будь нашей утехой и прибежищем, дай силу, чтоб могли мы победить антихристов, врагов наших и Твоих.
Прокоп перекрестился, знаком креста осенили себя другие: Ярослав из Буковины, Ян Блех, Отик из Лозы, Ян Товачовский. Широко, по-православному, перекрестился князь Федор из Острога, который только что вернулся, спалив Малую Щинаву. Перекрестились Добко Пухала и Ян Змрзлик, которые вернулись, спалив Стшелечки и Крапковице. Стоявший на коленях около бомбарды Маркольт крестился, бил себя в грудь и твердил, что его