Кальвин стал лучшим студентом своего класса. Он добился этого не потому, что любил право, а благодаря своей страсти к изучению языков, литературы и культуры. Кальвин был настолько дисциплинирован в учебе, что его считали “подающим большие надежды ученым юристом”.4 В Орлеане Жан приобщился к идеалам Ренессанса и, кроме всего прочего, начал тщательно исследовать Евангелие.
В то время в Европе начали проявляться последствия изучения греческого, а также и латинского языков. Греческий язык по-прежнему не преподавался в европейских университетах и считался связанным с ересью. Боязливые люди всячески избегали его. Католической церковью было опубликовано следующее заявление, касавшееся греческого языка: “Мы обнаружили новый язык, называемый grege. Всеми силами нам следует избегать его, поскольку язык этот порождает ереси. Особенно осторожными будьте с Новым Заветом, написанным на греческом языке; эта книга наполнена шипами и иглами”.5 Но Кальвин был вольнодумцем. Если что-то стимулировало его мыслительный процесс и помогало в размышлении, он это принимал. Его мало волновало мнение других людей, если оно не представляло никакой пользы для его мыслей. Во время своего обучения в Орлеане Кальвин открыто благодарил тех преподавателей, которые осмеливались смешивать преподавание права с греческим языком.
Интеллектуализм достиг своего пика. В это же время произошла революция в искусстве. Также изобретенный в пятнадцатом веке стал повсеместно использоваться печатный станок. В нем люди увидели прекрасный инструмент для распространения своих идей. Появление печатного станка в то время можно сравнить с появлением в наше время компьютера. Печатное слово вскоре стало поистине бесценным, поскольку авторы поняли, что с помощью книги они смогут достичь гораздо большего числа людей, чем просто путешествуя. Недорогие томики греческих и латинских классиков печатались очень быстро, и люди кинулись их покупать. Ранее Мартин Лютер уже имел возможность оценить преимущества подобного распространения своих книг. Теперь же по его пути был готов двинуться Кальвин.
Кальвин покупал книги классиков и, как только у него выдавалась свободная минута, читал Платона и Аристотеля. Его жажда по философии была настолько велика, что ее не могли утолить занятия политическими и гуманитарными науками.
Кальвин постоянно находился в поиске чего-нибудь, что могло бы утолить его интеллектуальную жажду и избавить от недовольства своим статус-кво. Многие из студентов-юристов решили перевестись в коллеж, находившийся в городе Бурж. Сама сестра короля назначила в тот коллеж радикального учителя- итальянца для преподавания римского права, и все однокурсники Кальвина просто с ума сходили от представившейся им возможности научиться чему-нибудь от него. Увидев, что Орлеан покидают лучшие из его однокурсников, а также услышав их аргументы, Кальвин вскоре и сам присоединился к ним. В конце 1529 года он стал студентом коллежа в Бурже.
Угроза лютеранства
Несмотря на то, что Кальвин был полностью погружен в свою собственную работу, тень лютеранства неизменно следовала за ним. И это при том, что если бы в то время какой-ни- будь сторонник этого учения был пойман, ему пришлось бы предстать перед церковным судом, и в случае признания сторонника учения виновным его, с молчаливого согласия светского правительства, сожгли бы на костре, линчевали или обезглавили. Такое достаточно часто происходило в Париже, и, хотя казалось, что в жизни Кальвина хватало и других беспокойств, он тем не менее знал о каждом вынесенном приговоре. Также он знал и о быстрорастущем протестантском движении — как реформаторов, так и лютеран.
Прежде чем я продолжу, мне хотелось бы объяснить вам разницу между лютеранами и реформаторами, которые являлись двумя ветвями протестантизма.
Реформаторская теология (то есть Новый Завет, благодать, вера и т. д.) циркулировала в народе еще задолго до появления на сцене Мартина Лютера, однако именно он выдвинул ее на передний план. Своими “Девяноста пятью тезисами “Лютер отделил реформаторскую теологию от католической, а католическая церковь, в свою очередь, стала называть каждого человека, ассоциировавшего себя с этими истинами, протестантом.
Поскольку учение Лютера несколько отличалось от учения реформаторов, преимущественно в отношении причастия, лютеранство стало отдельным сегментом реформаторской протестантской теологии. Многие протестанты не называли себя лютеранами, потому что их вера несколько отличалась от веры Лютера. Ульрих Цвингли, великий швейцарский реформатор, считал, что он проповедовал истинное реформаторское Евангелие задолго до того, как на сцене появился Лютер, поэтому негодовал, когда его называли лютеранином, как будто лютеранство было единственной ветвью протестантизма. В то время существовало много учений, претендовавших называться протестантскими; точно такую же ситуацию мы видим и сегодня. В этой главе, если не будет необходимости пояснения, я буду называть протестантами и лютеран и реформаторов.