Божественные женщины

Эдит вернулась в отель, откуда когда-то съехала вместе с Полем Мёриссом. Несмотря ни на что, она продолжала репетировать, разучивать новые песни, выступать. В это время, когда было не до песен, Эдит продолжала петь – ведь это единственное, что она умела делать. Бежать она не хотела – да и куда могла она убежать из Парижа, единственного места на земле, в котором она умела жить? Даже во время оккупации она продолжала давать концерты, не обращая внимания ни на придирки обязательной теперь цензуры, ни на засилье немецкой речи в зрительном зале. Она даже согласилась съездить с песнями в Германию – многие поклонники отвернулись от Эдит за сотрудничество с немцами; но все гонорары она отправляла пленным солдатам, оказавшимся в немецких лагерях. Однажды Пиаф попросила разрешения сфотографироваться с группой пленных соотечественников. В Париже участники Сопротивления разрезали групповое фото на отдельные карточки и изготовили фальшивые документы. Их Эдит провезла в лагерь в свою следующую поездку, спрятав на дне коробки с гримом. Всем, кто смог бежать, эти документы спасли жизнь.

За месяц до конца войны рядом с Эдит появился еще один человек, которому суждено было сыграть в ее жизни ключевую роль. Импресарио Луи Баррье, или просто Лулу, однажды подошел к Эдит и предложил свои услуги; она согласилась, еще не понимая, какую удачу подбросила ей судьба. Он оказался преданным, умным, талантливым и проницательным человеком, который искренне заботился о благополучии самой Эдит и о росте ее карьеры. Еще он пытался объяснить ей, как важно навести порядок в ее финансовых делах, – но это был, кажется, единственный пункт, по которому у Эдит всегда было свое мнение: деньги надо тратить, и чем скорее, тем лучше. Баррье добился для нее контракта в лучшем мюзик-холле страны «Мулен-Руж», организовал турне по Франции, гастроли по всему миру – гонорары Пиаф превысили полтора миллиарда старых франков (или пятнадцать миллионов новых), но у нее не задержалось ни франка. Она по любому поводу делала всем знакомым ценные подарки; скупала дорогущие платья у лучших кутюрье – чтоб потом ни разу их не надеть; пропивала огромные суммы в дорогих ресторанах и дешевых забегаловках, платя за всех. Кроме того, у Эдит Пиаф появилось новое дорогостоящее увлечение – открывать молодые таланты.

Первым был молодой итальянец Иво Ливи, известный под псевдонимом Ив Монтан. Пиаф обратила на него внимание, когда он однажды должен был выступать у нее «на разогреве». Эдит не только сразу же влюбилась по уши в молодого красавца, страстного и нетерпеливого, как и сама Эдит; она решила сделать для него то, что когда-то сделал для нее Раймон Ассо, – помочь ему стать настоящей звездой. Она заставляла его работать до изнеможения, исправила его дикцию, убрала акцент, научила держаться на сцене, создала его имидж, собрала по друзьям репертуар. Несколько песен она написала для него сама – конечно же, они были о любви. Ему было двадцать два, ей почти тридцать. Монтан неоднократно просил ее стать его женой, даже познакомил со своими родителями, когда они вместе гастролировали в Марселе. За два месяца непрерывных репетиций Пиаф полностью переделала творческую индивидуальность Монтана; его триумфальные выступления в «Альгамбре» доказали, что из Пиаф получился прекрасный педагог, а из Ива – настоящая звезда.

Но, как оказалось, это было начало конца. Ив оказался неимоверно тщеславен: каждое утро он кидался к газетам, чтобы прочесть Эдит все восторженные рецензии на свои выступления, но ее успехи портили ему настроение. Эдит тоже начала замечать за собой, что иметь рядом с собой соперника, который в один прекрасный день может тебя затмить – пусть даже ты сама приложила к этому руку, – не так уж приятно. Они вместе снялись в фильме «Звезды без света», и уже тогда было заметно, что две звезды изо всех сил пытаются перетянуть внимание каждый на себя. После концерта Монтана в самом престижном зале Франции «Этуаль» они расстались. На прощание Монтан поцеловал Эдит: «Спасибо. Тебе я обязан всем».