Отдыхая после первого сезона на Кавказе, Уланова познакомилась с драматической актрисой Елизаветой Ивановной Тиме, в доме которой быстро стала своим человеком. Елизавета Ивановна не только много дала Улановой как актриса – актрисе. Именно Тиме, поняв, как сильно пугает Уланову зрительный зал (от ужаса молодая балерина так и норовила зажмуриться во время выступления), посоветовала: «Смотри поверх публики! Но глаза должны быть открытыми». Именно так появился незабываемый мечтательно-отрешенный взгляд Улановой… В доме Тиме Уланова познакомилась со многими выдающимися людьми: там бывали Всеволод Мейерхольд, Алексей Толстой (который, по мнению некоторых исследователей, был влюблен в Уланову), известные актеры, музыканты и литераторы. Слушая их разговоры, Уланова узнавала много о той жизни, от которой была так долго оторвана, набиралась необходимого ей жизненного опыта.
Однако нельзя сказать, что личного опыта у Гали Улановой не было. Еще в шестнадцать лет она ушла жить к Исааку Милийковскому, концертмейстеру и преподавателю музыки хореографического училища, маленькому, толстенькому и лысому. Говорят, что Милийковский, несмотря на свою малопривлекательную внешность, пользовался невероятным успехом у женщин. Подробности их романа остались неизвестны – уже тогда Галина Уланова тщательно оберегала свою личную жизнь от посторонних. Когда и почему они расстались, тоже точно никто не знает – вполне возможно, что из-за его постоянных романов, а может быть, виновата Уланова, отдававшая все свои силы балету. Через несколько лет она сошлась с дирижером Мариинского театра Евгением Антоновичем Дубовским – старше ее на 12 лет. Брак официально не заключался, через семь или восемь лет они спокойно расстались…
Непрочное личное счастье только усиливало энергию танца Улановой, будило в ней скрытые ранее духовные силы. Звезда Улановой все ярче разгоралась на балетном небосклоне. В те годы, когда новый советский балет только создавался, когда большинство танцовщиков прежней школы оказались по разным причинам за рубежом, новое поколение, к которому принадлежала Уланова, приняло на себя огромную ответственность: сохранить классическое наследие русского балета и создать новое, достойное великого прошлого. И Галина Уланова по праву стала одной из ярчайших танцовщиц нового балета. Ее дарование, не похожее на отточенное до совершенства, техничное, полное блеска и из-за этого во многом неживое мастерство прежних прим-балерин, было уникальным. Хрупкая, чрезвычайно изящная балерина с невероятными, будто тающими движениями, преисполненными гармонии, внутренней силы и одухотворенности, Уланова была способна на то, чего столетиями добивались все танцовщицы, но смогли за всю историю балета только трое – она, Анна Павлова и Мария Тальони: превратить условное мастерство балета в живую, понятную каждому, необыкновенно выразительную речь, язык тела. В любом балете, даже таком, где хореография была бедна, а смысл малопонятен, Уланова была способна донести до зрителя любое движение души своей героини. При отсутствии виртуозной техники у ее танца было главное, то, что не описать словами, – душа… Как через много лет написала газета «Таймс», говорить о технике Улановой «было бы просто непочтительно и неуместно».
И жизненный образ Улановой был продолжением сценического. Она всю жизнь оставалась скромной, сдержанной, замкнутой, одухотворенной, никогда не принимала участия ни в каких публичных выступлениях, держалась подальше от политики и политиков, никого не пускала в свою личную жизнь, раскрываясь только в танце… За эту черту ее называли «великой немой».
Уланова продолжала получать новые партии. В 1929 году она станцевала в новаторской постановке «Щелкунчика» – со словами, акробатическими номерами. У нее были номера в балетах «Золотой век» Дмитрия Шостаковича и «Корсар» Льва Минкуса, партии Сольвейг в балете «Ледяная дева» на музыку Эдварда Грига, Раймонды в одноименном балете Александра Глазунова и Царь-Девицы в «Коньке-Горбунке» Цезаря Пуни. А в 1932 году она станцевала главную партию в балете, который буквально прославил имя Улановой и который она танцевала всю свою сценическую жизнь, – «Жизель» Адольфа Адана. Главная партия первоначально предназначалась известной балерине Елене Люком, но она из-за болезни танцевать не смогла, и Жизелью стала Уланова, которая должна была выйти на сцену в роли Мирты, повелительницы виллис. Уланова никогда не видела, как танцуют Жизель прославленные исполнительницы этой партии Павлова и Карсавина, и была вынуждена работать над ролью самостоятельно. Однажды она, задумавшись, заехала в парк Царского Села, где, мысленно проигрывая партию, незаметно для себя начала танцевать. Очнулась она только от аплодисментов прохожих. В ее Жизели появилось то, чего не было раньше ни у одной исполнительницы, – невероятная духовная сила, величие, убедительная целостность. Постоянным партнером Улановой в этом балете, а затем и в других стал Константин Сергеев. По слухам, в конце тридцатых годов у них был роман, но точно ничего не известно…