Боженька

Тогда мы разошлись, и казалось, дело тем кончится. После мы и дальше ходили мимо церкви чаще всего не просто так, а потому что за ней река и мы ходили туда купаться. Река была близко, однако всякий раз нам приходилось обходить кругом, потому что рядом было фермерское хозяйство, а при нем собаки. Собаки эти были большие и очень злые, говорят, их специально так натаскали, чтоб воров рвать. А мы ведь не воры, а все равно, они ведь не знают. Едва ли не каждый раз как мы шли кругом вспоминали про деда. В алтаре и, правда, было светло так, будто он изнутри освещен солнечным светом, а все, потому что был сильный контраст с основным залом, в котором окон не было. Уля всегда говорила что верит, а я больно пытался показаться взрослым и говорил, что не верю. Сам же я все равно сомневался, но в этих сомнениях скорее было больше надежды, что моя версия правильная. Я, в самом деле, больше переживал за свою правоту, чем не верил. Мне казалось, сестренка просто дразнится, чтобы услышать от меня ее мнение, а потом скажет что пошутила. Все боялся остаться в дураках. Да вот помню было однажды. Сидим мы на кухне, в холодильнике колбаса, я хочу ее поесть, а сестра такая: «не колбасное время», я давай спорить, мол, нет колбасного времени, а она свое. Так я в итоге и поверил. Вот и теперь боялся так же.

На речку мы ходили каждый день и бывали дни, когда почему-то без всякого сговора мы не обходили фермера, а шли прямо. И ведь никогда ничего такого не случалось, было пару раз, что собаки выбегали, но тут же приходил кто-то из взрослых и быстро их прогоняли обратно. Вот и на этот раз мы пошли прямо. Вдруг, собаки, выходят и рычат. Кругом никого и мы встали. Не знаю почему, то ли потому что так правильно, то ли ждали, что кто-нибудь выйдет. Собаки все ближе, никого нет, и я испугался. Я первым побежал, и уже Уле пришлось бежать следом. Собаки лают, бегут, можно было ждать, что они перестанут гнаться, но они бегут. Нам страшно, я знаю, что нам обоим страшно. Я не мог ни о чем думать, но даже ребенком понимал, что они нас порвут. Перед нами была одна только церковь, а дальше ничего. А даже если и успеть, в церкви никого нет, двери открыты и нас самих они загонят как коз, только обедать будут здесь же. Мы все равно вбегаем, собаки следом. Бах! Удар эхом отдает на всю церковь. Они убежали. Собаки убежали. Мы сидим, ревем оба, уже и нечего вроде, а мы плачем. Тут вдруг снова шум, человек идет. Чего-то мы испугались, что нас тут увидят, и сами не зная как, зашли в алтарь. Внутри никого, пусто, а на полу ежик лежит, и тарелка рядом перевернута, молоко разлито.

– Эге, живы, – дед Шурей крикнул и глядит улыбаясь.

– Так эт вот он боженька? – спросил я, глядя на ежика.

Дед смеется, а мне не обидно, я стесняюсь только, но все равно улыбаюсь. Может я был действительно прав.