Ботаник vs. Плохиш

Крик я проглотила. Но мне нужно было увидеть лица присутствующих. Особенно когда прозвучало такое шокировано-проникновенное «Вер…» — нежность и потрясение придали голосу Караева вибрирующие нотки. И там точно не было ни грамма жалости к запутавшейся женщине.

Вскочила.

Мне нужно было это увидеть.

Сцена по ту сторону окна очень походила на сериальную. Сергей Анатольевич и моя мама смотрели друг на друга так, будто бы провели в разлуке сто лет, не меньше — молча, но при этом спектр эмоций на их лицах зашкаливал: Караев, отошедший от шокирующего известия (хотя не знаю, что может быть шокирующего в ребенке на стороне в XXI веке) — выглядел словно заведенная пружина, даже почти сделал шаг ей навстречу: вот точно, не стоял бы папа на его пути, он бы рванул к маме, чтобы заключить ее в объятья и оторвав от пола, крутануть в воздухе (в духе большинства классических мелодрам). А мамин взгляд метался, пока она мучила зубами нижнюю губу и заламывала пальцы на руках: вина, раскаяние и облегчение сменялись на ее лице. Пока она не скользнула взглядом мимо отца. Посмотрев прямо на директора, она заметно расслабилась. И я заметила, как ее подбородок опустился вниз, а потом она выпрямилась.

Глаза, как и лицо, будто бы замерзли, когда она снова посмотрела на папу.

В этот момент Влад потянул меня обратно в укрытие и шикнул, приложив палец к своим губами, когда я попыталась заговорить.

— Ты узнал, что хотел. Уходи.

Миллиард предположений крутились у меня в голове. И я буквально умирала, не имея возможности высказать их прямо здесь и сейчас.

— Это он, да?! — ботинки на толстой подошве резко шваркнули по паркету. Я была лишена возможно наблюдать за происходящим, но могла поклясться, что сейчас папа грубо тычет пальцем в директора, напрягая мускулы для точного удара в лицо.

Дернулась, готовая защищать директора. Плевать, причастен он или нет. «Папа первый начал» — хоть это и звучит на уровне детского сада, так оно, по-существу, и есть.

— Сережа, нет! — крикнула мама, непонятно к кому обращаясь.

Послышались звуки рукопашной возни, пара нецензурных слов, крик боли и хруст. И в следующую секунду, из дверного проема вылетел мой отец. Балансируя руками, он еле удержался на ногах.

— И больше не появляйся здесь, — сказал Сергей Анатольевич. И захлопнул дверь.

Отец даже, не обернулся. Что-то пробурчав под нос, он, сжав плечо, направился к выходу.

Сердце сжалось от непривычного чувства… жалости. За последнюю неделю я жалела всех — себя, Сережу, мама. Но не его. И вот смотря, как удаляется его сгорбленная спина, я решила для себя, что, если он искренне попросит прощения, объяснит мне все — не как несмышлёному ребенку, щадя мои чувства, а как взрослой девушке. Если он расскажет всю правду и признает вину. Я попытаюсь понять его. Я попытаюсь простить. Даже если мама сделать этого не сможет. Конечно, если ему буду нужна я со своим прощением.

— Мне кажется, мы тут надолго, — шепнул мне Влад, усаживаясь на свой портфель — внутри что-то опасно хрустнуло.

Прищурившись, посмотрела на Чернышева, прикидывая, сколько в его фразе чистого сарказма, а сколько простой констатации факта. В ответ пожала плечами, наклонив голову сначала к одному плечу, потом к другому. И без слов было понятно, что тут ситуация из разряда «Фифти-фифти».

Ноги уже затекли из-за неудобной позы на корточках, но гробить сумки или брюки совсем не хотелось. И я, надеясь, что конфликт и его последствия уже чудесным образом рассосались, и Караев с мамой сейчас разойдутся по углам, а мы с Владом сможем тихо прошмыгнуть внутрь.

Тишина за стеной, кажется, и не собиралась рассасывать. Оба — и мама, и директор — молчали.

Раздался вздох позади меня.

Конечно, Владу тоже не по кайфу прятаться в кустах, когда наши родители обмениваются невнятными фразами разговора, который так и не может начаться. Все эти «Эм…», «Ну…», «Ты…», «Я…» крайне раздражали.

Почти выпрямилась, намереваясь нагло завалится в дом, разрушая вайб, который там сейчас циркулирует. Но тут сильная рука обвилась вокруг моей талии и потянула меня вниз. Я довольно-таки неграциозно приземлилась прямо на Влада, который лишь покачнулся, уперев левую руку в землю: послышался хруст — какой-то из ближайших кустов точно лишился одной ветки. Сердце застучало о ребра, как сумасшедшее, когда я поняла, что сижу спиной к парню, его бедра касаются моих, а руки, скользнув по талии, прижимают ближе. И стоит только повернуться и…

— Знаешь, а я совсем не против остаться здесь…

От его теплого дыхания мурашки бегут по кожи, затем вниз по спине. Когда он убирает мои волосы и целует в шею — импульс простреливает тело, я выгибаюсь. А голова сама собой поворачивается для поцелуя. И в этот момент…

— Ты вообще собиралась сказать мне о беременности?

Так дергаюсь, что наши челюсти встречаются в довольно болезненном ударе, что нивелирует все искрившее притяжение между.

— Может, выпьем… Чаю? — бормотание мамы почти не достигает моих ушей, как и ответ директора, что он бы не прочь выпить чего покрепче.