— …Просто не хотел снова пережить то, что было в средних классах. Я раньше не мог воспринимать критики с кверху задранным носом. Чуть что — в драку. Мне доставались выбитые зубы, а папе — увольнение по собственному…
Это звучало так похоже. Я ведь переживала в свое время тоже самое. Мне пришлось…
— …И пришлось перекроить себя, надеть маску.
Вскинула голову: Влад сказал то же самое, о чем я подумала.
Вздрогнула, о того, что он оказался, ближе, чем я предполагала: я сама не заметила, как шаг за шагом оказалось рядом.
— А ложь… Ведь она как снежный ком — чем больше ее становится, чем сложнее ее растопить.
— Да уж, — хмыкнула я. Злость прошла, так и не раздевшись поток, сметающим все на своем пути. Да и к чему злиться? Если я тоже не лучше. — Твоя ложь грозила превратиться в айсберг и пробить днище нашей хрупкой дружбы.
Влад поднял глаза. Я села рядом и, улыбнувшись, накрыла пальцы, барабанящие по коленке, своей рукой.
— Ты не злишься? — серые глаза в удивлении расширились.
Помотала головой, едва сдерживая уголки губ, растягивающиеся в противоположные стороны.
— Не хочешь дать мне в морду? — теперь его глаза медленно прищурились. Он глянул на меня с подозрением. Явно ожидая подвоха: — Я ведь заслужил.
Снова как болванчик помотала головой. В первые за прошедшую неделю я чувствовала такую легкость. Хотелось расхохотаться, броситься ему на шею, сказать и сделать что-то абсолютно сумасшедшее и глупое. Например…
Провела согнутым указательным пальцем по своему рту, пытаясь стереть смесь смущения и радости с моего лица. Слишком очевидные и кричащие эмоции — как светоотражающие нашивки для чувств, которые я еще была не готова афишировать.
Влад осторожно перехватил мою руку, сжимая ее в своей ладони. Отвел ее от лица и посмотрел на меня.
Сердце екнуло. Жар прилил к лицу. Все встало на места: все недомолвки, странности и нестыковки. И до меня запоздало дошло, что все это значит. Мне не нужно выбирать.
Чернышев придвинулся ближе, будто прочитав в моих глазах то, что и не старалась скрыть.
Что ж, Бог любит троицу, так ведь говорят…?
Чуть шершавая ладонь, обжигая, коснулась моей щеки. Закрыла глаза, не в силах выдержать взгляда этих изумительно-серых глаз. Горячее дыхание обожгло нежную кожу губ.
— Если я тебя сейчас поцелую, каковы шансы получить по роже? — большой палец надавил на нижнюю губу, высвобождая: я и не заметила, как закусила ее.
Чуть приоткрыла глаза — кровь так стучала в ушах, что было трудно уловить интонацию его голоса. Шутит? Издевается? Или правда боится, что мои острые ноготки оставят отметины на его щеке с пробивающейся щетиной?
Мой взгляд столкнулся с его: потемневшим и напряжённым. Он всерьез ждал ответа.
Как будто со стороны увидела, как я покачала головой. А потом услышала свое тихое:
— Нет.
Сказать-то сказала, а расслабиться не смогла. Челюсть будто онемела, не желая поддавать чувствам, бушевавшем внутри. Казалось, я умру от разрыва сердца прежде, чем его губы коснуться моих.
Мужская рука очертила выступающую ключицу, скользнула по шее, к затылку, зарываясь пальцами в моих волосах.
Я забыла, как дышать и отчаянно зажмурилась. Уверена стук моего сердца можно было расслышать на другом конце улицы.
Секунда. Две…
И Влад, мазанув целомудренным поцелуем по щеке, задержался на правом уголке губ. А потом отстранился.
И все?!
Возмущение перекрыло все, стеснение как корова языком слезала.
Я тут чуть не померла. И ради чего?! Поцелую любимой бабули?!
В негодовании открыла рот и распахнула глаза, и успела заметить, как Чернышев ухмыльнулся.
— Ну ты и…
Следующая секунда отобрала у меня способность кидаться колкими определениями. Потому что мой рот, любящий открываться по поводу и без, попал в плен. Неожиданный поцелуй: требовательный и удивительно осторожный вспыхнул фейерверком, затмевая все остальное, пробуждая во мне какие-то глубоко спрятанные инстинкты и порывы. Я ответила, шевельнув ртом и ловя его нижнюю губу.
Во мне будто что-то облегченно выдохнуло: поддалась навстречу позволяя рукам коснуться симметричного выстриженного узора, скользнуть на затылок. А потом обвить крепкую шею. Влажный язык парня коснулся десен с внешней стороны, внутри все затрепетало, я приоткрыла рот, впуская его. Он не спешил, будто у нас было все время мира — я растворилась в этих ощущениях, чувствуя, как в голове крутятся сумасшедшие карусели из обрывков мыслей. Отпустив все, я ответила ему с не меньшей нежностью, забыв обо всем. Остались только его губы, руки и серые глаза, которые прожигали меня насквозь, когда я отрывалась от него для глотка воздуха. Мир перевернулся. Кажется, я теперь даже не могла сказать, где верх, а где низ. Сильные руки мягко сжали мою талию и чуть надавив, заставили лечь. Я почувствовала тяжесть его тела на моем, и меня будто прошила молния. Но то был не страх, а совсем другое, незнакомое чувство, словно мне в живот засунули портативную печку, набитую попкорном, и он взрывался, рождая дрожь по всему телу.